Свадьба за свадьбой

Вскочив с постели, он порывисто оделся, поспешно вышел из комнаты и побежал вниз по лестнице. На самой последней ступеньке он остановился. Он вдруг почувствовал себя таким старым и уставшим — может, и не стоит лезть из кожи вон, чтобы вернуться на фабрику. В его присутствии нет никакой необходимости. Все и без него идет как по маслу. Натали обо всем позаботится.

«Хорошенькое будет дело, если я, деловой и уважаемый человек, при жене и взрослой дочери, втяну самого себя в интрижку с Натали Шварц, дочерью типа, который, покуда был жив, владел паршивым баром, и этой жуткой ирландской старухи, этого бельма на глазу у всего города, которая, когда хлебнет лишку, говорит и кричит такое, что соседи грозят ей полицией и не исполняют своих угроз только из жалости к ее дочерям. Чтобы устроиться в жизни достойно, можешь работать как проклятый, и все равно одной оплошности будет довольно, чтобы все пошло прахом, вот ведь какая история. Мне надо понаблюдать за собой. Я заработался. Может, стоит взять отпуск. Я не желаю пускать все коту под хвост», — думал он. Весь день с ним и творилось невесть что, и все-таки он не выдал себя ни единым словом — тут было чему порадоваться.

Он стоял, положив ладонь на перила. В конце концов, в последние два-три часа у него ушло много сил на раздумья. «Я не тратил время попусту».

Вот что еще пришло ему в голову. После женитьбы он понял, что жену пугают и отталкивают любые порывы страсти, и из-за этого не получал особенного удовольствия от ее любви; и тогда он воспитал у себя привычку отправляться в тайные экспедиции. Сбежать всегда оказывалось достаточно легко. Он говорил жене, будто уезжает по делам. Потом ехал куда-нибудь, обычно в Чикаго. Там он селился не в больших отелях, а в каких-нибудь незаметных уголках, в безлюдных переулках.

Когда наступала ночь, он выходил на поиски женщины. Каждый раз ему приходилось разыгрывать одно и то же представление, в сущности, дурацкое. Привычки выпивать у него не было, но тут он пропускал несколько стаканчиков. Можно было бы сразу отправиться в дом, где предлагают женщин, но ему на самом деле хотелось чего-то другого. И он часами шатался по улицам.

Такова была греза. Бродишь-бродишь, тщетно надеясь найти такую женщину, чья любовь каким-то чудом оказалась бы вся сплошь свобода и самозабвенность. Обычно ходишь по улицам плохо освещенных районов, среди заводов, складов и убогих лачуг. Тебя снедает желание, чтобы эта золотая женщина шагнула к тебе из грязи и мерзости этих мест. Это было глупостью, безумием, и он знал это, но упорствовал в своем безумии. Он воображал себе восхитительные беседы. Вот она выходит из тени одного из мрачных строений. Одинокая, голодная, поруганная. Он смело приближается к ней и тотчас же заводит разговор, полный удивительных и прекрасных слов. И любовь затопляет их тела.

Ну, допустим, все это несколько преувеличенно. Разумеется, он никогда не был настолько глуп, чтобы ожидать чего-то настолько восхитительного. Но как бы то ни было, он и в самом деле часами бродил по темным улицам и в конце концов снимал проститутку. Вдвоем они безмолвно и поспешно забивались в какую-нибудь конуру. Ох. Ему никогда не давало покоя чувство: быть может, нынче вечером какие-то мужчины уже были с нею в этой самой комнате. Потом он, заикаясь, пытался завязать разговор. Могут ли они, эта женщина и этот мужчина, узнать друг друга получше? Женщина смотрела на вещи по-деловому. Ночь еще не прошла, впереди работы непочатый край. Резину тянуть ни к чему. И так уже прорва времени вылетела в трубу. Иной раз вот так проболтаешься полночи и ни шиша не заработаешь.

На следующий день после подобных приключений Джон Уэбстер возвращался домой, чувствуя себя жалким и нечистым. И все же работа в конторе начинала спориться, и по ночам впервые за долгое время он спал как следует. Всего-то ничего — но он сосредоточивался на делах и больше не давал воли грезам и неясным мыслям. Когда управляешь фабрикой, такие вещи обеспечивают тебе неплохое преимущество.

Теперь он стоял на последней ступеньке и думал о том, что, наверное, стоило бы опять устроить себе такую прогулку. Если он останется тут и будет сидеть каждый день с утра до вечера рядом с Натали Шварц — мало ли что из этого выйдет. Но можно ведь и взглянуть правде в лицо. После того, что он пережил в это утро, после того, как посмотрел ей в глаза, просто так, как ни в чем не бывало, — после этого жизнь двух человек в конторе переменилась. Что-то новое появилось в самом воздухе, которым они вместе дышали. Лучше всего было бы не возвращаться на фабрику, а прямо сейчас пойти и сесть на поезд до Чикаго или Милуоки. А что до жены — он уже позволил той неясной мысли об умирающей плоти проникнуть в его голову. Он закрыл глаза и облокотился о перила. Разум его опустел.