Краснов находился на своей холостяцкой квартире. С женой у него давным-давно установились деловые отношения, и это устраивало обоих. В полосатой пижаме он сидел на кухне и пил виски, поминая погибшего друга. Он не хотел его смерти, никак не хотел, но вынужден был признать, что это лучший выход из положения. Он метил на генеральскую должность, хвост из прошлого надо сбрасывать вовремя, иначе КГБ за горло возьмет. Бутылку он выпил без закуски, так горько было на душе, словно воду пил шоколадную. Или фальшивку подсунули? Во всяком случае, он казался себе трезвым, сидел за столом на кухне и, подперев ладонью голову, невидящим взглядом смотрел перед собой. По какой-то своей причине мигнул свет. Все-таки он пьян. Желтый абажур люстры пульсировал, множился, расплывался в глазах лучами. В глазах полковника Краснова стояли слезы? Значит, он еще способен чувствовать.
В комнате коротко звякнул телефон. Так бывает, когда подключают параллельный аппарат или телефон берут на прослушивание. Странно. Краснов поднялся, и нетвердым шагом направился в комнату. Снял трубку, поднес к уху и услышал… Нет, ничего не услышал. Ни гудка, ни щелчка, ни шипения. Он похлопал по рычагам, тщетно. Телефон был мертв. Как его друг. Краснов вдруг увидел голое тело на столе для вскрытия. Граф молчал так же многозначительно, как этот телефон. Краснов понял, что стоит с закрытыми глазами. Он стоит в комнате и спит. Он открыл глаза и… ничего не увидел. Как так? А, все понятно. Отключили свет. Краснов положил трубку, нащупал выключатель торшера, пощелкал. Понятно, свет отключили. Он ощупью дошел до окна, отдернул глухую штору. Улица была залита светом. Не сделав выводов, тем не менее, он испугался. Это был инстинкт. Умом понимал, что свет могут отключить выборочно, в том или ином квартале, подъезде, отдельном доме. Или в квартире? Выбило пробки. Замыкание. Почему же так страшно? Потому что Графа убили. Зверски убили. Поставили на табуретку, он видел однажды, как люди Графа это проделали. Руки захлестывают петлей сзади, поднимают лебедкой, и выбивают опору. Суставы с хрустом вылетают. Паяльником клеймо выжгли, и не просто задушили, вначале руки вывернули. Как он ловко с картами управлялся, лучше всякого фокусника. Краснову было жаль Графа, а руки особенно. Сегодня надо выжить, пережить горечь. Вместе с Графом умерло детство, и все воспоминания. Или нет? Воспоминания останутся. Говорят, пожилые люди живут прошлым, все старое и дела, давно минувшие, помнят лучше, чем вчерашний день. Да ведь он не старый? 48 лет – не возраст, все еще впереди.
Он отправился на кухню, отыскал подсвечник с оплавленной свечой, зажигать не стал. Вспомнил, что электрический щиток находится на лестничной клетке. Квартира досталась даром, ремонт сделали, для интимных встреч достаточно, роскоши не надо. Чего шиковать? Донесут. А конспиративная хата не укор, это плюс. Оставив подсвечник на кухне, он на цыпочках прошел в прихожую, придерживаясь за стены, выглянул в дверной глазок. На площадке тоже темно, однако у соседей слышалась музыка, на перилах играли отблески с верхних этажей. Получалось, света нет только в его квартире. Промаявшись возле глазка в ожидании минут пять, он решился. Вынул из кобуры пистолет, поставил на боевой взвод, стало веселее. И чего он трусит? Как барышня. Будь Граф жив, он бы высмеял, пошутил. Нет больше друга, некому шутить. Краснов открыл замок, отворил дверь, и замер наизготовку. Музыка у соседей, голоса. Детский смех. Вот именно, дети уже смеются. Он сделал шаг, вышел за порог. Точный удар в сонную артерию опрокинул Краснова в темноту. Во мрак.