Свадьба Тоотса

– Что бы это ни значило, – произносит Лутс с усмешкой, – но по стаканчику пива мы все же могли бы пропустить, для укрепления сердца. Там их трое против одного – полагаю, все обстоит не так уж трагично.

* * *

Арендатор и батрак с мельницы переносят Кийра через порог двери, ведущей на гумно, и закрывают ее за собой, и сразу же навстречу им выходит какой-то страшила с фонарем. Лицо страшилы черно как уголь, глаза скрыты большими синими очками, щеки и подбородок обрамлены пепельно-серой бородой, голову покрывает широкополая выношенная до дыр фетровая шляпа из тех, какие на некоторых хуторах надевают во время молотьбы. На страшиле надета какая-то черная мохнатая хламида, похожая на вывернутый наизнанку тулуп, тогда как ноги упрятаны в валенки непомерной величины; вообще нижняя часть туловища страшилы своей неповоротливостью заставляет вспомнить скорее медведя, чем какого-нибудь доброжелательного и юркого домового, тем более, что, по слухам, домовые являются взору чаще всего в белой одежде. Несмотря на испуг и грозящую ему опасность, дрожащий Кийр все же подмечает в облачении нечистого одну деталь, которая в какой-либо иной обстановке могла бы даже вызвать смех: шея черта, будто шарфом, обернута толстой кровяной колбасой. Кийр словно сквозь туман видит еще, как Крантс, поджав хвост, с визгом забивается в угол. Больше несчастный рыжеголовый по причине страха и волнения ничего уже не замечает. Все его отчаянные попытки к бегству ни к чему не приводят, руки арендатора и мельничного батрака держат его с обеих сторон, словно клещи.

– Это ли Хейнрих Георг Аадниель Кийр? – спрашивает страшила, сунув фонарь прямо Кийру под нос.

– Да, это он самый, господин черт или как там вас величают, – отвечает арендатор.

– Хорошо, – рявкает черт, – следуйте за мною да смотрите, не вздумайте оглядываться.

С этими словами страшила отворяет ворота гумна и шагает сквозь метель по глубокому снегу прямиком к бане, при этом сам он тоже ни разу не оглядывается. Ворота гумна словно бы сами собой закрываются за ушедшими, на улице не слышно ничего кроме шума и завывания ветра.

– Отведите его в парилку, – командует черт, добравшись до бани.

В предбаннике он пропускает Кийра вместе с провожатыми, вернее, носильщиками, вперед, а сам входит последним.

– Так, – произносит он, устанавливая фонарь на краю полка. – Так. С тобою, арендатор церковной мызы, и с тобою, мельничный батрак, у меня нет никаких счетов, мне совершенно все равно, есть вы на свете или вас нету, но все же правила вежливости требуют, чтобы я вам представился. Так знайте же, что я никто иной, как знаменитый свадебный черт Кярт-Хярт-Мярт-Кёрт-Йёрт-Прикс-Пракс-Тримпс-Трампс-Трулл.

– Очень приятно, – арендатор и батрак с мельницы отвешивают глубокий поклон.

– Да, таково мое имя, теперь вам известно, с кем вы разговариваете. Прежде чем приступать к делу, я должен кое-что объяснить. Я прибыл сюда издалека и здешние жители, может, еще не знают, что это за фигура – свадебный черт? Дело обстоит так. У свадебного черта есть право на каждой свадьбе взять себе десятую долю еды и питья. Мы, свадебные черти, называем это между собой свадебной десятиной. Ну, так все и было вчера, на хуторе Рая. Там имелось что поесть, там имелось что попить, там имелось все, что годится для отправки в рот, как человеку, так и черту. Само собою понятно, я мигом навернул свою законную десятину и немного еще сверх того. Ну да, а сам думаю: «Не беда, завтра в Юлесоо будет чем опохмелиться, так что сегодня можно погулять на свадьбе сколько влезет». Заметано. Сегодня утречком скок-поскок пускаюсь сюда, мол, теперь-то будет опохмелка. И – ни тебе вина, ни капли дива, Пивная бочка пуста, бутылки с водкой разбиты, миски со студнем перемешаны, всё изничтожено, словно специально мне назло. Делать нечего, взял я ноги в руки и – в Грязевку к своей тетушке, спросить совета. Тетушка у меня ведьма, зовут ее Оо-Таа-Тенатене-Тоосмама-Лот. «Нет, – говорит тетушка, – нет, дорогой Кярт, это вовсе не назло тебе сделано, это сделано назло хозяину праздника». Хорошо же, я столько верст отмахал, даже волдыри себе на ногах натер, и это притом, что голова у меня трещит и во рту препротивно; ясное дело, душа моя на супостата озлилась. Ну и спрашиваю: «Открой мне, тетушка, как зовут того человека, который изничтожил свадебное угощение на хуторе Юлесоо?» Тетушка мне на это: «Его имя Хейнрих Георг Аадниель Кийр». Заметано! Обнял я тетушку, погладил по головке, приласкал тетушкину кошку – и снова в путь, как бы, думаю, изловить названного человека. И вот те на, к ночи он сам притаскивается в Юлесоо на свадьбу.

Голос черта, звучавший сначала на низких басах, раз за разом становится все более высоким и, в конце концов, обнаруживается, что черт безбожно шепелявит, словно во рту у него пробка или же кусок теперешнего хлеба по чекам.