– Будет видно, будет видно, – нерешительно отвечает молодой юлесооский хозяин. – А пока что вы, Юхан и Либле, помогите женщинам вынести отсюда всю эту пакость и как-нибудь высушить пол жилой риги. А мы с арендатором поедем назад в Рая и скажем Тээле, чтобы она свадебных гостей девала, куда хочет, пусть хоть засолит их, пусть хоть из них студень сварит – мне это теперь все одно, сюда, во всяком случае, ни одного человека пригласить нельзя. Видно, сбываются вчерашние слова Кийра, что в чулане и в кладовке хутора Юлесоо хоть шаром покати, хоть в рюхи играй, еды тут не наберется даже и на слепого котенка.
Тем временем более дальние гости, те, что провели ночь в раяском доме, уже поднимаются с постелей. Женщины расчесывают детям волосы, мужчины натягивают на ноги пахнущие дегтем сапоги, из комнаты, где спали девушки и женщины помоложе, доносятся отчаянные взвизги – там брызгают друг на друга водой, щекочут тех, кто заспался, и выкидывают всякие другие штуки, как это часто случается среди молодых особ женского пола, полностью предоставленных самим себе. Когда Тээле, уже совершенно одетая, входит в эту комнату шалостей, шум в ней еще усиливается. Предприниматель Киппель поглаживает свои усы и «пятикопеечную бородку и посматривает по сторонам – не появится ли откуда-нибудь его «веселая вдова». Тыниссон с припухшими глазами, одетый в вязанку, слоняется из комнаты в комнату, не зная, куда себя деть.
Затем в Рая начинают возвращаться и живущие поблизости гости, которые ночевали у себя дома. Появляется, весь в снегу, батрак с мельницы (к утру началась метель, а заодно и потеплело), приходят Арно Тали, Пеэтер Леста, Лутс и кое-кто еще. Леста и Лутс, как выясняется, коротали ночь у Арно Тали на хуторе Сааре и до самого утра гудели, словно навозные жуки, – разговаривали обо всем на свете и сверх того наговорили еще четыре-пять печатных листов. Арно Тали рассказывал друзьям о своей поездке на чужбину, Лутс, слушая его, пришел в такое воодушевление, что порывался немедленно ехать в Австралию через Нуустаку. [27]
Когда все уже завтракают, на хутор Рая возвращаются Йоозеп Тоотс и арендатор. Кто из них больше зол, сказать трудно, но одно все же, несомненно: злы оба. Злость их подогревается тем, что она беспомощная, – у них нет ни определенного плана действий, ни возможности отомстить Кийру за его злодеяние. За столом оба молчат, что не мешает им опрокидывать рюмку за рюмкой – словно бы для подкрепления духа. Наконец Тоотс подает своей молодой жене знак, и все трое – арендатор, Тээле и сам молодой юлесооский хозяин – направляются в боковую комнату, где все еще витает запах тел спавших тут молодых женщин. Здесь, среди разбросанных простынь, одеял и подушек, где, кстати, можно увидеть и кое-что из предметов ночного туалета, названные выше лица довольно долго совещаются. О чем именно они разговаривают, к какому решению приходят, точно не известно, однако вскоре после этого совещания на заднем дворе хутора Рая возникает какая-то таинственная суетня, которую стараются скрыть от большей части гостей. Прежде всего, арендатор, невзирая на глубокий снег и сугробы, подгоняет своего горячего жеребца к тыльной стороне раяского дома. Затем через заднюю дверь начинают выносить и укладывать в арендаторские сани всякие кадушки, горшочки, корзинки побольше и поменьше, ручные и дорожные, и еще что-то завернутое в простыни. Поверх образовавшегося воза арендатор набрасывает санную полость и, не сказав никому ни слова, покидает хутор Рая. После этого туда же, к задней двери дома, подкатывает раяский батрак на лошади, запряженной в дровни. Вскоре и он тоже уезжает со двора и увозит с собою какой-то похожий на бочку предмет, спрятанный под ворсистой санной полостью.
Как только завтрак заканчивается, Тээле велит запрячь лошадь и тоже куда-то исчезает… тихонько… как бы между прочим… словно бы ничего и не случилось. Тоотс стоит на пороге, кивает жене головой, некоторое время смотрит ей вслед и бормочет себе под нос:
– Чертовски расторопная девчонка! Нет, другой такой, пожалуй, и на свете нет. До чего же славно, что эта, самая расторопная и… и аппетитная досталась не кому другому, а мне. И красивая, чертовка! Хм-хм! Одно удовольствие! Нет, аптекарь, бедняга, похоже, и половины вещей не знает. Ну, как это можно… Чертовски жаль, что арендатор умчался, не то опрокинули бы с ним еще по рюмашке.
XVIII