По линии сабвея маршрута "Е" (местного метро) девушка добралась (как ей посоветовали — самый дешевый путь) до центра города, который располагался на острове Манхеттен. Она ужаснулась оттого, что осталась в одиночестве, кроме нее — ни одного белого лица. Одни афроамериканцы. Но судьба сжалилась над одиноким созданием и ее никто не обидел по дороге, хотя компания школьников-подростков влетевших в вагон поезда имела явно разбойничий вид. Вот она уже выходит на свет божий в Манхеттене. Главным образом Нью-Йорк и ассоциировался у всех с этим центральным деловым районом большого Нью-Йорка, состоящего из 5 больших Боро (городов): еще здесь были Квинс, Статен-Айленд и Бронкс. Позднее она попала и в Бруклин, пробежала по русским магазинчикам Брайтон-бич, где под трещащими сверху поездами русскоязычные жители бывшего СССР и нынешнего СНГ создали маленькое государство в государстве. Это место еще называли когда-то Маленькой Одессой, поскольку первые эмигранты здесь были выходцами из веселого юморного приморского города Одессы. Но в последнее время здесь население сильно изменилось. Можно было встретить и озабоченных сибиряков и бежавших от погромов в Киргизии узбеков и очень много выходцев с Кавказа.
Нью-Йорк встретил Анастасию моросящим дождем. Погода, как и город исполин, были не рады появлению еще одной несчастной души, прибывшей в поисках лучшей жизни. Хотя здесь видели все и всех. Этот город, как гигантский водоворот, мог втянуть в себя каждого, кто хотел новой жизни. Блуждая по улицам-ущельям Даунтауна Манхеттена, женщина встречала и бездомных или, как их здесь называли, хомлес, и людей с искаженными от безумия лицами и блуждающими глазами, которые вели сами с собой несмолкаемый диалог. Но основная масса преуспевающих бизнесменов района финансового центра Уолл-стрит неслась куда-то на повышенных скоростях и с такими лицами, словно они только что выиграли миллион, улыбки застыли масками на озабоченных лицах. Все казалось таким неестественным и чужим. Почти на каждом углу будочки фастфуд, где за несколько долларов можно было приобрести хат-дог, сэндвич с яичницей и сыром, банку пепси и колы — все что нужно было людям, чтобы на ходу, не отрываясь от своих мыслей затолкать в желудок какую-то порцию еды.
Забрела Настя и в Центральный парк, здесь в отличие от города было относительно спокойно, никто никуда не торопился. Хозяева окрестных кварталов чинно выгуливали своих породистых и не очень собачек, а отъявленные поклонники бега и велосипедных маршрутов совершали свой ежедневный ритуал. Странно было блуждать между редкими деревьями, разбросанными между крупными камнями-глыбами, словно забытыми тут каким-то исполином второпях. Все выглядело таким чужим, даже дубы, которые Настя узнала по листьям. Здесь они совсем не были кряжистыми и ничем не отличались от мирных кленов и осин. Зелень разных оттенков, нашедшая приют среди каменных джунглей, убаюкивала путников на скамейках, вокруг источающих спокойствие озер.
Но незаметно наступили над городом сумерки и один русский, которых можно было встретить на каждом шагу, посоветовал уходить. Центральный парк со своими уютными уголками и озерами, живописно разбросанными по территории, становился опасным местом. Наркодилеры и прочая нечисть уже подтягивались к своему ночному прибежищу. Ноги ее повели в Ист-Сайд. Но цены в гостиницах тут были ей не по карману. Район оказался для обеспеченных граждан. По совету одного югослава, хорошо владеющего русским языком, она пошла на север. Он был вело-рикшей для туристов, зарабатывал на жизнь ногами. Симпатичный парень даже провез уставшую женщину бесплатно несколько кварталов. В районе сотых улиц, почти начало знаменитого Гарлема, беглянка начала поиски сносной гостиницы по приемлемой цене. Наконец, она нашла то, что хотела, клерк гостиницы Парк-Плэйс оказался русским эмигрантом второго поколения, oн сносно, правда со страшным акцентом, говорил по-русски.
Там в фойе гостиницы на засаленном диванчике Настя и просидела всю ночь, беседую с администратором, оказавшимся разговорчивым собеседником, да к тому же перед ним была видная женщина, у клерка весь сон отшибло. Обычно он дремал за своим столиком, а тут такое…
2
Под утро Настя, уже сильно клевавшая носом, пошла в номер и свалилась.
Когда она вылетала, было утро, и сейчас, со сменой часовых поясов день начинался снова. Организм отчаянно хотел отдыха, отказываясь верить в то, что ночь наступит нескоро. Впрочем, для Насти, привыкшей к ночной жизни, спать днем было вполне естественно. Поэтому, едва войдя в номер, бухнулась на кровать и проспала до глубоко Нью-Йоркского вечера. Она приняла душ, переоделась и отправилась в кафе, обуреваемая голодом. Уплетая гамбургер, вкус которого напоминал о том, что не всякая пища имеет вкус воoбще (уже впоследствии она узнала о том, что в Нью-Йорке пища невкусная), Настя не обратила внимания на мужчину, что не сводил с нее глаз с самого появления ее в заведении.
— Привет, как дела? — подсел мужчина к одинокой девушке.