Суворов

Он отложил бумагу, поднялся, оказавшись еще больше и выше вблизи щуплого Суворова, и зашагал по зале, отрывисто произнося отдельные фразы из «Записки», очевидно любимые:

— Завивать, пудриться, плести косы — солдатское ли сие дело? У них камердинеров нет. На что же пукли?.. Всяк должен согласиться, что полезнее голову мыть и чесать, нежели отягощать пудрою, салом, мукою, шпильками, косами… — Он остановился перед Суворовым и взял его за плечи. — Туалет солдатский должен быть таков: что встал, то готов.

— Верно! — подхватил генерал-поручик. — Быстрота — вот главная заповедь воина. Здоровье! Бодрость! Храбрость! Экзерциция!

Воображаемым ружьем он четко принялся делать штыковые выпады. Попов, поблескивая хитрыми татарскими глазками, с некоторым страхом глядел то на него, то на светлейшего князя. Но тот с видимым удовольствием следил за впечатлением, произведенным его «Запиской» на славного генерала. Никто не заметил, как в залу проскользнул франт в завитом парике и роскошно расшитом камзоле, рукава которого были оторочены нежнейшими кружевами. Вкрадчиво он вдруг заговорил по-французски, склонившись в изысканном поклоне:

— Стол накрыт, ваша светлость…

И еще вкрадчивей:

— Светлейший князь, что здесь происходит? Может, привести караульных солдат для проделывания ружейной экзерциции?

Потемкин, казалось, ожидал именно этого предложения.

— Зови, Массо, и немедля. Да скажи еще, чтобы подали мыло и таз с горячею водою.

Пожав плечами, Массо, хирург и шут Потемкина, исчез за дверью. Князь подмигнул Суворову:

— Заставим-ка француза поработать над солдатскою прической!..

Таз был установлен на банкетке. Два молодца — носы луковицей, узкие лакированные сапоги, короткие лосиновые штаны в обтяжку, красные камзолы и треуголки — застыли перед Потемкиным.

— Ну, ребятушки, — обратился к ним князь, — скидывайте шляпы, сейчас хирург вам головы мыть будет.

— Я? — Массо брезгливо всплеснул кружевными манжетами.

На лбу Потемкина надулась жила, лицо еще больше потемнело.

— Ты что за птица такая… Лекаришко! Русским солдатом гнушаешься?

Но Массо уже бормотал, отступая, кланяясь всесильному фавориту:

— Простите, ваша светлость… Конечно, ваша светлость… Сейчас, ваша светлость.

Солдаты сняли треуголки, обнажив белые напудренные волосы с косицами. Массо мигом закатал рукава и, нагнув к самому тазу, с удивительным проворством намылил голову первому солдату. Через десять минут все было закончено. Светловолосые, раскрасневшиеся, неузнаваемые, русские парни смущенно переминались перед Потемкиным. Князь обернулся к Попову:

— А теперь неси сюда образцы одежды, какие я приказал подготовить…

Короткая куртка из зеленого сукна с красным отложным воротником, лацканами и обшлагами, «шировары» из красного сукна, обшитые желтою выкладкою, каска с черной поярковой тульей, широким козырем и желтым шерстяным плюмажем и белая епанча довершили новую экипировку. На лето полагался китель из фламского полотна и такие же штаны.

Суворов, чуть прихрамывая, обошел солдат, даже потрогал полотно кителя.

— Нравится, Александр Васильевич? — прищурился Потемкин.

— Помилуй Бог, хорошо! Теперь бы так-то вот переодеть и всю армию…

— Будем просить всемилостивейшую монархиню. — Потемкин перекрестился, крепко ставя щепоть, и круто повернулся на своих кривых мускулистых ногах.

— А теперь поспешаем на обед.

В передней Потемкина окружил, задвигался, зажужжал хор льстецов. Зная щедрость светлейшего, каждый норовил улучить счастливое мгновение для просьбы. Мужья хорошеньких женщин подталкивали их к князю, точно решающий довод, и те склонялись низко, открывая в вырезах платья груди, желая запомниться и приглянуться ему. Суворов, слегка подпрыгивая, следовал за князем и, сторонясь окружающих, словно страшась запачкаться, бормотал себе под нос:

— Грех, грех… Седьмую заповедь нарушают…

Стол был невиданно обилен. Волжский осетр, средиземноморские устрицы, маслины из Прованса, сыр из Голландии, плоды и овощи — разных сортов сливы, яблоки, груши… Скромный генерал-поручик даже не знал имени многим яствам. В тяжелых зеленых штофах, пузатых бутылях, серебряных кувшинах были французские, анисные, фенхельные, полынные, ирные, померанцевые водки; мальвазиры, пивы и меды, среди коих и знаменитые своей отменной крепостью польские липецы; виноградные, ягодные, травные, изюмные, мозельские, лимонные вина. Размещались согласно чинам только в центре. Потемкин велел сесть генералу в рогатом перуке, с оливковым лицом, на котором резко выделялись белки глаз.

— Ты здесь хозяин, Иван Абрамович, а я гость…

Суворов хорошо знал Ивана Абрамовича Ганнибала, отличившегося в 1770 году при Наварине. Отец его, генерал-аншеф Абрам Петрович Ганнибал, был близким приятелем покойного Василия Ивановича Суворова, а два брата — Исаак и Яков — храбро воевали под началом Суворова-младшего в Польше.

Сам светлейший ушел за боковые столы, сев меж двух молоденьких женщин с одинаковыми кукольными лицами. За его огромной спиной уже вертелся Массо, с мушкою на щеке и томными глазами, и еще один, в шелковой рубахе, которого Потемкин называл Сенька-бандурист.