Суворов

Сам этот факт, что против Пугачева понадобился именно Суворов, боевой генерал, отлично зарекомендовавший себя в последних войнах, показывает, какое серьезное значение придавали Екатерина II и ее правительство событиям на Яике и Волге. Крестьянское движение против помещиков до основания потрясло здание дворянско-крепостнической монархии. Суворов, сын своего времени, был воистину «слуга царю, отец солдатам», для которого чувство национальной гордости и преклонение перед венценосными правителями государства были слиты воедино. Армия в его глазах являлась не только силой, охранявшей независимость России, но и поддерживавшей существующий государственный строй. И еще одно обстоятельство. Нельзя забывать и того, что Суворов принадлежал к дворянской верхушке России и уже поэтому не мог понять характера народно-крестьянской войны, направленной против бесчеловечности крепостнической системы. В этом ярко сказалась классовая ограниченность его мировоззрения. Он воспринимал движение под руководством Пугачева, принявшего имя Петра III, как «злодейский бунт».

4

Прибыв в Москву 23 августа 1774 года, Суворов нашел ее в великом страхе. Из Симбирска, Саратова, Казани, Тамбова и иных мест в Первопрестольную съехались помещики с семьями, и тут, однако, трепетавшие «за свои животы».

Обняв жену, не медля ни часа, Суворов отправился к московскому генерал-губернатору князю М. Н Волконскому. Казалось, Москва готовится к осаде. Площадь перед дворцом была уставлена пушками. В передней князя толпились беженцы, пугавшие друг друга слухами. Худо одетый дворянин из Шацка убеждал:

— Злодей вновь добился невероятных успехов. Он со своим скопищем не только разбил посланные для усмирения его военные отряды, но собрал превеликую армию из бессмысленных и ослепленных к себе приверженцев. И теперь грабит и разоряет все, повсюду вешает и злодейскими казнями умерщвляет всех дворян и господ, ограбил и разорил самую Казань и оттуда идет к Москве…

При виде боевого генерала, мундир которого украшали Георгиевские кресты 2-го и 3-го класса, ордена Святого Александра Невского и Анны, разговоры смолкли, помещики почтительно расступились.

Михаил Никитич Волконский ознакомил Суворова с определением Военной коллегии: состоять «в команде генерал-аншефа П. И. Панина». В тот же день Суворов поспешил к Панину. Он нашел генерал-аншефа больным 24 августа в селе Ухолове, на полдороге между Переяславлем-Рязанским и Шацком, изумив его скоростию прибытия. Суворов получил «открытый лист», подчинявший ему все военные и гражданские власти в охваченных восстанием губерниях, и тотчас же отправился для принятия начальства над самыми передовыми отрядами.

Назначенный Екатериною А. И. Бибиков, казалось, совершенно разгромил пугачевцев. Однако после его кончины Пугачев собрал новую армию на Урале. Он совершил стремительный рейд по Зауралью, Уралу, Предуралью и к середине июля вышел к Волге, овладел Казанью, не сумев войти лишь в крепость. Здесь его настиг подполковник И. И. Михельсон и нанес поражение основным силам восставших. Отойдя от города, Пугачев собрал остатки своих войск и атаковал Михельсона, но был разбит наголову.

18 июля в сопровождении сподвижников Пугачев бросился на запад, к Волге, и переправился на ее правый берег, немного выше Казани. 20-го числа, снова усилившись, он занял город Курмыш и двинулся на юг, к Пензе. Переход Пугачева на правый берег, в направлении центральных губерний, житниц России, произвел гнетущее впечатление не только в Москве, но и в Петербурге. Генерал-майор Павел Потемкин, двоюродный брат фаворита, растерянно доносил императрице 11 августа 1774 года: «…Злодей, будучи разбит, бежал… и мог вновь сделаться сильным. В Кокшайске он перебрался через Волгу с 50-ю человек, в Цывильске он был только в 150; в Алатыре в 500; в Саранске около 1200, где достал пушки и порох, а в Пензе и Саратове набрал более 1000 человек и умножил артиллерию и припасы. Таким образом, из беглеца делается сильным и ужасает народ».

Началась последняя, может быть, самая драматическая стадия восстания. Крепостные крестьяне поголовно переходили на сторону Пугачева, жгли поместья, убивали дворян, купцов, чиновников. На просторах России шла гражданская война.

В открытой почтовой тележке, завернувшись в солдатский плащ, Суворов спешил с малым конвоем к войскам. За Саратовом его тележку окружила толпа крестьян, среди которых были и заволжские киргиз-кайсаки.

— Что за люди? — спросил предводитель в картузе, наведя на генерала пистолет.

— Люди государя императора Петра Федоровича… — поспешно ответил Суворов.

Картуз недоверчиво перевел взгляд на сопровождавших Суворова солдат, заметил и штыки, которых у восставших обычно не было.

— Едем по делу особой государственной важности, — твердо сказал Суворов.

Много позднее, в автобиографии, он сокрушенно признавался: «…И не стыдно мне сказать, что я на себя принимал иногда злодейское имя».