Болезненно самолюбивый, дороживший именем полководца, каким он никогда не был, Александр постарался заранее предупредить всех: он не хотел, но вынужден назначить Кутузова, и во всем том, что произойдет вследствие этого назначения, он, император Александр, будет совершенно неповинен!
V
Михаил Илларионович решил за пятницу и субботу подготовиться к отъезду, с тем чтобы утром в воскресенье 11 августа тронуться в путь-дорогу.
В пятницу он сдавал дела по командованию Нарвским укрепленным районом и Петербургскому ополчению. За этим занятием пролетел весь день. Михаил Илларионович освободился только в семь часов пополудни. Он еще не обедал, и можно было бы, кажется, ехать домой и отдыхать после трудов праведных, но с новым назначением, как бывало у Михаила Илларионовича всегда, проснулась энергия, которая так поразила на Дунае более молодых генералов вроде Ланжерона.
Кутузов уже думал о русской армии вообще, об отпоре Наполеону.
Возвращаясь из Новой Голландии домой, он по дороге заехал в военное министерство расспросить Горчакова о резервах.
Михаил Илларионович не знал точной численности ни своей армии, ни армии Наполеона, но понимал, что силы Наполеона, собравшего войска из всей Европы, в несколько раз больше русских. Кутузов хотел знать, на какое прибавление он может в ближайшее время рассчитывать.
В России был проведен рекрутский набор, в шестнадцати губерниях собралось народное ополчение, какие-то регулярные части оставались внутри страны. Михаил Илларионович думал, что военное министерство располагает этими цифрами, знает, в каком состоянии находятся формирующиеся полки.
Приехав в министерство, Михаил Илларионович не застал Горчакова. Молодой князь больше щадил свой покой и здоровье, чем Кутузов: он два часа тому назад уехал домой.
Кутузов в той же приемной, где висела большая карта Европы, у которой в первые дни войны велись горячие споры, написал своим малоразборчивым почерком записку князю Горчакову, прося сообщить нужные данные.
С субботы 10 августа кабинет Кутузова превратился в штаб-квартиру. Михаил Илларионович взял себе в помощники своих привычных, милых полковников: Павла Андреевича Резвого, Паисия Сергеевича Кайсарова и мужа недавно вышедшей замуж дочери Кати князя Николая Дмитриевича Кудашева. Они все служили у Кутузова в Петербургском ополчении.
Горчаков откомандировал в распоряжение главнокомандующего двух фельдъегерей.
Михаил Илларионович прежде всего отправил новгородскому, тверскому и смоленскому губернаторам предписание заготовить с 11 августа на станциях по сорок пять лошадей для него и свиты. Затем занялся самым важным вопросом – резервами для армии.
Горчаков прислал сведения. Выяснилось, что само военное министерство не располагает проверенными и точными данными.
Генерал Милорадович формировал у Калуги из рекрутов последнего набора особый корпус. Предполагалось, что это составит пятьдесят пять батальонов пехоты, двадцать шесть эскадронов кавалерии и четырнадцать артиллерийских рот. Князь Лобанов-Ростовский вел к Туле две дивизии, созданные на Украине. Ростопчин хвалился московским ополчением.
Все это пышно именовалось «второй стеной» и должно было дать от ста до ста двадцати тысяч человек.
– Если бы хоть сто тысяч, тогда нам никакой антихрист не страшен! – сказал Резвой.
– Все это лишь на бумаге, – покривился Кутузов.
– И потом все это – рекруты от матушки-сохи, не обученные, не привычные ни к ружью, ни к сабле, – заметил Кайсаров.
– А также слабо вооруженные, – прибавил Кудашев.
– Одним словом, пишите к Алексею Ивановичу, чтобы немедля прислал еще трех фельдъегерей. Пошлем предписание Милорадовичу – пусть докладывает мне обо всем в Смоленск, а Ростопчин – чтоб усилил Милорадовича московским ополчением, – приказал Кутузов.
Целый день пролетел в распоряжениях и сборах к отъезду в армию.