В Константинополе не хотели верить, что их армия разбита. Знали, что турецкие силы окружены, но не представляли себе ужасного состояния окруженных. Великий визирь был на свободе, у Виддина и Рущука оставались какие-то войска, – значит, как будто бы не все еще потеряно. Непосредственной угрозы Константинополю не существовало: война велась где-то за Балканами, за тридевять земель.
Сам факт окружения турецкой армии произвел на членов дивана страшное впечатление, но, вероятно, больше потому, что среди окруженных оказалось много военной знати: трехбунчужный паша Чапан-оглы, четыре двухбунчужных, три татарских султана, агалал-аги, командиры янычар.
Медлительность турок и затяжка ими мирных переговоров стоили Кутузову много крови.
В Петербурге тоже понимали немногим больше, чем в Константинополе, положение вещей на дунайском театре. Александр I наивно полагал, что раз турецкая армия окружена, то турки обязаны мириться.
Когда Ланжерон замещал заболевшего генерала Каменского, Александр I советовал ему таким путем добиться мира с турками: «Вы должны иметь целью быстрым движением распространить ужас за Балканы».
Ланжерон резонно ответил на это: чтобы устрашить Константинополь, нужно пробиться по крайней мере хотя бы к Адрианополю.
Предлагать-то было куда легче, чем выполнять.
Угроза с запада становилась с каждым днем все явственнее и ближе: обозы Наполеона уже перешли Рейн.
По письмам родных и петербургских приятелей, по рассказам приезжавших из столицы Михаил Илларионович знал, что в Петербурге очень недовольны медлительностью ведения переговоров. Всю вину, конечно, возлагали на Кутузова.
В Зимнем дворце, в придворных гостиных и салонах казалось: так легко заставить битых турок мириться. Не знали, сколько тонких, остроумных ходов нужно было сделать, чтобы добиться поставленной цели.
В Константинополе ведь не все стояли за мир. Многолетнее следование французской политике сказывалось очень сильно, и переломить это влияние было не так-то просто.
Кутузов как будто бы отдыхал в Бухаресте. Он позволял себе даже немного развлечься: бывал в театре, на балах и приемах.
Главнокомандующий не чуждался женского общества. Дамы знали и ценили его как галантного и остроумного собеседника. Михаил Илларионович мог поговорить не только о маркитантах, турецких ортах или набрюшниках для солдат, но и о многом ином.
Кутузов тщательно следил за переговорами и почти ежедневно совещался с Италинским и Сабанеевым.
А время летело.
В ожидании мира незаметно – день за днем – промелькнула зима…
Переговоры продолжались уже пятый месяц.
9 апреля 1812 года Александр I выехал в Вильну, где была расположена главная квартира первой Западной армии под командой военного министра Барклая-де-Толли.
А недели через две до Михаила Илларионовича дошли слухи: царь недоволен Кутузовым. («А когда же он был мною доволен?») Александр I решил отправить в Бухарест адмирала Чичагова, считая, что адмирал скорее заключит мир.
Услыхав о Чичагове, Михаил Илларионович улыбнулся: «Нашел дипломата!»
Чичагов был вспыльчив, невыдержан и крут.
Но приходилось нажать на турок, а то, чего доброго, все плоды боевых и дипломатических успехов целого года пожнет этот напыщенный адмирал.
5 мая были подписаны предварительные мирные условия.
А утром 6 мая перед особняком, в котором жил главнокомандующий, остановилась изрядно забрызганная весенней грязью карета. Из нее вышел, самодовольно поджимая губы, адмирал Павел Васильевич Чичагов.
«Оскудела русская армия – генералов уже не хватает!» – иронически подумал Михаил Илларионович, тяжело идучи навстречу гостю, который с портфелем в руке стремительно входил в кабинет главнокомандующего Дунайской армией.
Поздоровавшись с Кутузовым, он сразу же спросил:
– Как дела, Михаил Илларионович? («Вид и тон начальнический, а ведь мальчишка: сорок пять лет!»)
– Слава богу, Павел Васильевич.
– Император очень недоволен вашей мягкостью с турками… («Вот тебе бы поучиться выдержке и такту хотя бы у Ахмед-паши!») Недоволен вашими военными действиями, и вам уготовлено иное поприще. – Чичагов стал открывать ключиком запертый на замок портфель. – А мне уж придется заняться мирным договором!
– Простите, Павел Васильевич, но мир уже заключен, – спокойно сказал Кутузов.
Пальцы Чичагова застыли в раскрытом портфеле.
– Когда?
– Вчера.
Чичагов наморщил лоб, раздумывая. Потом стал рыться в портфеле и извлек оттуда плотный лист бумаги:
– Вот высочайший рескрипт.
Кутузов взял лист и прочел: