В это время где-то за садом и домом дробно зацокали копыта. Потом послышались чьи-то быстрые шаги, голоса в доме – Кайсарова, Резвого и еще кого-то.
Михаил Илларионович чуть поворотил голову – совсем оборачиваться не хотелось. «Верно, с аванпостов. Опять захватили “языка”».
Кавалеристы Воинова каждый день брали в плен по нескольку турок. В последний раз они захватили известного любимца визиря, Дервиш-агу. Из дома в сад вышел полковник Резвой:
– Михаил Илларионович, гонец от генерала Воинова.
– Что нового?
– Авангард визиря уже в деревне Кадыкиой. Две тысячи сабель.
– Так, так. Значит, турки уже закончили свои окопчики?
– Видимо.
Кутузов невольно взял в руки зрительную трубу, словно сквозь нее можно было увидеть Кадыкиой.
– Стало быть, визирь в скольких же верстах от Рущука?
– В восемнадцати.
– Пора на тот берег! – поднялся Михаил Илларионович. – Приказ Александру Федоровичу: переправляться немедля. Стать скрытно от турок на равнине, слева от Рущука, где сохранились прошлогодние траншеи. Ланжерон знает, я предупреждал его. А мы по холодку – следом за ним, в Рущук!
VI
В сем бою, несмотря на чрезвычайное неравенство, кавалерия наша не упустила ни шагу.
К ночи корпус Ланжерона был уже на правом берегу Дуная. Переправа прошла благополучно: ни один турецкий кирджали не видал, как русские располагались в старых траншеях на низине. Кутузов хотел устроить своему другу Ахмед-паше маленький сюрприз.
Эту ночь Михаил Илларионович спал на поле перед Рущуком в палатке. Войска стояли в четырех верстах от крепости.
В первые две линии Кутузов поставил пехотные каре, а в третью – всю кавалерию.
Чтобы турки не смогли прорваться между армией и Рущуком, Кутузов оставил для прикрытия восемь батальонов пехоты.
Командующий расположился в центре. Его палатка стояла среди милых кутузовскому сердцу егерей двадцать девятого полка.
Днем была нестерпимая жара, а к ночи стало холодно. На холодке, на свежем воздухе спать было чудесно. Ничипор укрыл своего барина поверх одеяла шинелью, и Михаил Илларионович уснул быстрее обычного. Его сладкий сон прервали выстрелы, крики «алла» и какой-то шум, доносившийся со стороны аванпостов.
Михаил Илларионович открыл глаза. В палатке было темно. Он отбросил одеяло и шинель и сел на постели.
Звуки не смолкали, а росли. Ясно: турецкие спаги напали на передовые отряды конницы Воинова, идет кавалерийская сшибка.
По старой боевой привычке Михаил Илларионович спал не раздеваясь. Он сунул ноги в туфли и вышел из палатки. Весь лагерь, все кругом тонуло в тумане. Туман стоял плотной, непроницаемой стеной. В двух шагах ничего не было видно.
– Давно началось? – спросил Кутузов у часовых, застывших возле палатки командующего.
– Только что…
– Минут пяток, ваше высокопревосходительство, – ответили егеря.
Кутузов прислушался. Крики не умолкали, но выстрелы были редки.
– Рубятся! – Он поежился. – Проклятый климат. Такая холодина! А ведь через несколько часов снова не найдешь себе места от жары!.. Паисий Сергеич! – позвал он.
В соседней штабной палатке, которая чуть вырисовывалась в тумане, зашевелились.
Кутузов, не дожидаясь Кайсарова, вернулся к себе, надел мундир и сел на постели.
– Ничипор, зажги свечу!
– Зараз, вашество, зараз! – сонным голосом ответил из передней части палатки денщик и немного погодя вышел, почесываясь и зевая. Он зажег стоявшую у постели на складном стуле свечу и выглянул из палатки.
– Ой, який туман! – сказал Ничипор и вернулся на свое место, где сразу же умолк – заснул.
В палатку вошел наспех одетый адъютант Кайсаров:
– Доброе утро, Михаил Илларионович!
– Здравствуй, дружок. Неизвестно, какое еще оно будет… Пошли кого-нибудь к генералу Воинову на аванпосты. Что там у них происходит?
– Слушаюсь! – ответил Кайсаров и быстро вышел из палатки.
Михаил Илларионович сидел, барабаня пальцами по колену, думал: началось взаправду или нет?
Через минуту послышался топот копыт. Всадник с места взял в галоп.
За палаткой, в лагере, началось движение.
Посидев некоторое время, Кутузов снова вышел наружу.
Туман и не думал уменьшаться, а на аванпостах не утихали шум и крики.
Кутузов стоял, ожидая возвращения ординарца.
Он примчался быстро.
– Ну и что?
– Турки наступают, ваше превосходительство! – выпалил ординарец. – Кавалерии – без числа. За туманом не видно, когда кончатся. Генерал Воинов послал Чугуевских улан и ольвиопольских гусар, но их теснят – турка много!
«Стало быть, визирь наступает по-настоящему», – подумал Кутузов и сказал ординарцу:
– Лети, братец, к генералу Ланжерону – пусть выходит на поле!
Постепенно весь русский лагерь пришел в движение. Полки становились в каре, готовясь к бою.
Михаил Илларионович умылся, оделся.
Туман нехотя таял.
Из-за Дуная блеснул луч солнца. Все осветилось.
Шум на аванпостах утихал. Кутузов сел на коня и поехал мимо каре к первой линии.
– Что такое? – спросил он, подъезжая к группе генералов, стоявших перед фронтом первой линии.