Суворов и Кутузов (сборник)

Плотные массы французской пехоты ударили по неосторожно, преступно ослабленному центру союзников. Австрийцы и русские смешались, дрогнули и побежали.

Вся хитроумная диспозиция Вейротера рухнула, словно карточный домик.

Когда при обсуждении диспозиции у Вейротера спросили, что он предпримет в том случае, если Наполеон атакует Праценские высоты, австрийский генерал-квартирмейстер самоуверенно, категорически заявил: «Эта возможность исключена!»

Вейротер наивно, слепо верил в то, что Наполеон будет спокойно стоять на месте, пока враги пойдут в обход его правого фланга.

И вот теперь союзники жестоко платились за грубейший просчет позорной австрийской диспозиции: французы легко прорвали центр союзников и били с фронта и фланга. Каждая воинская часть была принуждена защищаться самостоятельно, а каждый солдат – думать лишь о своем спасении.

В суматохе жаркого штыкового боя все смешалось.

Александр I очень скоро растерял всех: меланхолического императора Франца, свою блестящую свиту, состоявшую из генералов и министров, и свою непреклонную уверенность в победе. Воинственный пыл Александра сразу же исчез. Он уже не воображал себя Александром Македонским, а торопился назад, к Аустерлицу, как самый обыкновенный беглец.

Мимо него, что-то крича, промчался без шляпы, с растрепанными буклями и потерянным, бледным лицом Вейротер.

В эти минуты Александр I охотнее увидел бы не сухопарого австрийского генерал-квартирмейстера, а грузного, неспешного, хотя и нелюбимого им, русского полководца Кутузова. Но и Кутузов где-то затерялся в жестоком побоище.

Русские солдаты, заведенные в ловушку австрийскими «немогузнайками», дрались мужественно и стойко. Впоследствии, на острове Святой Елены, Наполеон вспоминал доблесть и упорство русских солдат.

Александр I, увлекаемый бегущими толпами, ехал к Аустерлицу. Он был ошеломлен случившимся. Он видел, что ни победы, ни славы нет, а есть ужас и позор поражения.

Кроме берейтора Ене, рядом с императором оказался только лейб-медик барон Вилие. И это было как нельзя более кстати: от всех тягостных волнений у Александра открылась «медвежья болезнь». Он вынужден был ежеминутно слезать с коня.

Императорская коляска, теплые вещи, кухня – все исчезло. Приходилось ехать верхом.

Отступающие, как всегда, ничего и никого не видели, старались лишь унести ноги. Беглецы распространяли слухи один ужаснее другого.

Александр I услышал, что генерал Кутузов убит, что он сам, «Александра Павлович», тоже убит.

Ссутулившись, стараясь не смотреть никому в глаза, трясся в седле Александр I.

К вечеру, измученный переживаниями и желудком, император Александр кое-как дотащился до деревни Годьежицы.

Вся деревня была забита обозами, фурами, ранеными и бежавшими с поля боя. Александр решил ехать дальше: гул орудий затихал, но он боялся все-таки в довершение всего попасть в плен.

Накрапывал дождь, дорога превратилась в грязное месиво.

Александр смог протащиться еще только семь верст – понос усилился, и он уже чуть сидел в седле. Император принужден был остановиться в деревне Уржица, где ему с трудом нашли крестьянскую избу.

Забрызганный грязью, бледный, сидел за крестьянским столом у огарка свечи император Александр, держась за живот. Вилие дал ему тридцать капель опия и настой ромашки. Александру стало немного легче.

Вилие узнал, что тут же, в доме пастора, остановился император Франц, и пошел к обер-гофмаршалу Ламберти попросить у него для императора Александра вина, чтобы больной мог согреться. Но австрийский обер-гофмаршал отказал наотрез, сославшись на то, что у них самих вина очень мало.

Союзники показывали свое настоящее лицо.

XI

Поражение при Аустерлице больно отозвалось в столицах – Петербург и Москва были избалованы победами Румянцова, Суворова и других «екатерининских орлов».

Все обвиняли молодых министров, что они довели Россию до такого унижения. Народ ругал «немцев». Петербургские сапожники и портные в трактирах и полпивных лезли в драку с такими же ремесленниками-иностранцами с Васильевского острова за то, что они предали русских в бою.

Бонапарт, которого еще вчера называли не иначе как «корсиканский выскочка», теперь, явившись победителем, нашел себе поклонников и особенно поклонниц – дамы стали носить шляпы «наполеон».

Чтобы как-нибудь сгладить горечь поражения, Александр щедро роздал участникам Аустерлица ордена и медали. Старые армейские служаки, чью грудь украшали очаковские, измаильские кресты и ордена за Итало-Швейцарский поход, называли вновь награжденных «кавалерами аустерлицкого поражения».

Георгиевская дума постановила поднести орден Георгия первой степени самому главному виновнику «торжества», императору Александру, – «будучи преисполнены благоговения к великим подвигам, которыми монарх лично подавал пример войску своему против неприятеля».