Суворов

Русские бросились в штыки, отбили орудие и захватили большую гаубицу, сыпавшую на русских картечь. В то же время появился Милорадович с тремя полками второй линии и окончательно опроверг неприятеля. Преследование продолжалось более пяти верст по пути к Швицу. Тут показали чудеса храбрости донцы Денисова; они врезались в гущу врага с такой яростью, что французы побежали. Стало вечереть, и Милорадович приказал прекратить преследование.

Неприятель потерпел знатный урон убитыми и ранеными: пленных было мало. У русских потери оказались также значительными. В числе тяжело раненных оказался и отважный командир охотников Иван Васильевич Сабанеев.

Розенберг полагал, что одержал победу над грозным неприятелем. На деле французы предприняли всего лишь разведку боем. К ночи прибыли в Муттенталь все вьюки, а за ними последние полки. Розенберг теперь располагал примерно семью тысячами человек. Ночь и утро прошли спокойно: русские были убеждены, что вторичного нападения не последует. Между тем Массена готовил решающий удар. Три огромные французские колонны с артиллерией появились по обеим сторонам реки Муттен и повели наступление, охватывая русские фланги по скатам гор. Подпустив врага поближе, цепь охотников встретила его меткими выстрелами. Полковник Апшеронского полка Михаил Жуков, заменивший Сабанеева, приказал отступать. Французские стрелки, увлеченные преследованием, далеко отделились от своих колонн, и охотники горели желанием ударить в штыки. Но Жуков, тряся седой головой, говорил им:

— Еще не время, дети! Подождем маленько!

Вскоре появился Милорадович и приказал атаковать. Охотники кинулись вперед и опрокинули вражеских стрелков. Натиск французов становился все азартнее, они теснили передовых русских. Охотники оборачивались и, не видя позади своих, неохотно пятились. За фронтом скакал на лошади адъютант Милорадовича и кричал:

— Оттягивай! Заманивай их, прижимай к горам!

Отстреливаясь, сержант Яков Старков и старый солдат Иван Махотин переговаривались: «Куда делись наши?» Охотники уже подошли к самым горам, а французские егеря стали обходить их по самой крутизне.

— Что за диво! — сказал Старков. — Враг-то носится по скалам, словно дикая коза.

Он прицелился, выстрелил, и один из «прыгунов» упал почти у его ног. Под башмаками у убитого Старков нашел другие подошвы с железными шипами, привязанные ремнем к ногам. Но не было времени сорвать премудрую эту вещь. Сзади, по пригоркам, рос обширный виноградник, в который вступили охотники. Тут Милорадович повелел им принимать левую сторону, а мушкетерам — правую. Маневр был исполнен хорошо, и вражеские колонны внезапно очутились перед главными силами Розенберга, скрытно занимавшими всю ширину долины.

Последовала контратака, и ошеломленные французы с минуту не предпринимали ничего, а затем ответили ружейным и артиллерийским огнем. Но уже стремительно приближались батальоны и закипела молодецкая, русская рукопашная! Неприятель не выдержал и побежал. Русские продолжали яростно наступать и дошли до такой степени возбуждения, что некоторые батальоны второй линии опередили первую, чтобы добраться до врага. Паника охватила войска Массена. В суматохе опрокинулся и загородил дорогу отступавшей артиллерии зарядный ящик, пять орудий тотчас достались русским.

Унтер-офицер Иван Махотин, рослый и мужественный воин, теснил с двенадцатью неразлучными своими товарищами «Шапошников»-гренадер. Поодаль он заметил вражеского офицера в блестящих эполетах.

— Братцы! Вон видите золотого-то молодца на прекрасной лошади? К нему! Вы с шапошниками управляйтесь, а я с ним!

«Мы таки добрались до молодца, — рассказывал впоследствии сам Махотин, — кругом него рослые ребята дрались с нашими насмерть. Я со своими пробился, когда он повернул свою лошадь и уезжал из свалки. Мне хотелось взять его живьем. Я подлетел к нему сзади и во всю мочь ударил штыком его лошадь. Она бросилась вбок и стала на дыбки. Вмиг я попотчевал ее и еще. Она грянулась на землю с седоком. Товарищи мои, усердно укладывая французов, берегли меня. Схватив молодца за воротник, я сорвал с плеча его эполет и бросил, и опять за него, а он эфесом своей сабли огрел меня довольно порядочно в грудь. Видя, что он добром не сдается, и чувствуя боль в груди, дал я ему леща всею правою, да такого, что он упал на спину. Вырвав из рук его саблю и отбросив, стал я честно, по-русски поднимать его за воротник и получил удар в левое плечо. Мигом оглядываюсь и вижу, что этот подарок саблею дал мне французский офицер, сидевший на лошади, и готов еще меня наградить. Я толкнул первого так, что он упал, и обратился на нового, отскочил на шаг, хватил его штыком. Офицер, как сноп, слетел на землю. Покуда я с этим бешеным управился, первый-то мой знакомец улетел на чужой лошади и был уже на полвыстрела. Жалко было, да нечего делать. Я пустил пулю ему в провожатые, поднял эполет, сунул в сухарный мешок и начал опять работать».