Суворов

Однако только теперь Суворов с ужасом увидел, куда завели его австрийцы. Тотчас за Адьтдорфом дорога, именовавшаяся тогда Сен-Готардскою, обрывалась. Дикий и обнаженный хребет Росшток упирался в озеро отвесными скалами. Было непонятно, на что рассчитывал австрийский генеральный штаб! Можно было повернуть назад и идти Мадеранской долиной к верховьям Рейна. Но дорога эта не приближала, а удаляла Суворова от Швица. Оставалось продолжать поход по мрачной Шахенской долине, среди непроходимых гор. Солдаты должны были карабкаться по опасным пастушьим и охотничьим тропам, чтобы достигнуть Швица. Следовало торопиться, ведь Суворов и так опоздал в Альтдорф на сутки. Между тем со стороны рек Линты и Лиммата уже два дня слышалась канонада.

Конечно, ни одна армия никогда не двигалась по такому пути. В пять утра 16 сентября 1799 года авангард Багратиона начал трудный поход, за ним следовал Дерфельден, потом Ауфенберг, а Розенберг прикрывал движение с тыла. Тропинка делалась все уже и круче. Солдаты шли гуськом по скользкой глине, рыхлому снегу и мокрым каменьям.

Хребет Росштока вставал бесконечной стеной. Одна крутая и огромная гора, по словам очевидца, была выше всех остальных. Темные облака, несшиеся по ней, обдавали солдат мокрым холодом. Влажность и густота тумана постоянно усиливались. Ни единой нитки сухой не было на людях. Проклиная эту гору, солдаты говорили:

— Хоть бы показались теперь синекафтанники! Авось перестрелкою разогнали бы мы эту слякоть и в бою согрелись!

Только перед вечером корпус Дерфельдена одолел вершину и расположился на ночевку. Позади были чуть слышны выстрелы: арьергард Розенберга сдерживал наседавших французов. Солдаты замерзли, обувь у всех сделалась никуда не годной, особенно сапоги офицеров.

— Ружья к ноге! Осмотреть патроны! Ввернуть новые кремни! Чинить обувь! Разводить огни! — громко говорил генерал Милорадович, обходя солдат.

По счастью, невдалеке обнаружился сарай. Не прошло и часа, как его разобрали и запылали костры. На растопку пошли древки бесполезных в бою алебард. Теперь все принялись за работу: кто латал обувь, кто сушил мундиры и шинели, а иные начали печь лепешки из муки, полученной в Альтдорфе. Милорадович подошел к огню, увидел испеченную, пригорелую лепешку, взял ее и стал есть с величайшим аппетитом:

— Бог мой! Да это вкуснее пирога! Слаще ананаса! Чья лепешка?

Ему сказали.

— Благодарствую! Я пришлю за нее сырку.

И в самом деле, человек его принес маленький кусочек сыру и, отдавая солдату, сказал:

— Извини, что немного. Барин пополам разделил, больше нет. Ведь вьюк наш отстал.

Солдат сыру не взял:

— Ежели так, то помилуй же меня Бог! Умру с голоду, а не возьму!

Тогда каждый достал по сухарику, а Огнев добавил кусочек сухого бульона, добытый из ранца убитого им французского офицера. Собравши кто что давал, Огнев завязал еду в платок и понес Милорадовичу. Генерал принял все и сам пришел благодарить солдат.

Движение всей армии длилось непрерывно с утра 16 до вечера 18 сентября, то есть целых шестьдесят часов. В течение всего этого времени двадцатипятитысячное войско, словно огромная гусеница, медленно ползло через хребет. Удивительно, что в этих тяжелейших условиях Суворов сумел парализовать действия Лекурба, наседавшего на русский арьергард. Два пехотных полка Розенберга успешно сдерживали превосходящие силы французов, а затем, сохраняя порядок, отошли от Альтдорфа.

Сам фельдмаршал то ехал верхом, то шел пешком при передовых частях и беспрестанно находился на виду у солдат. Он чувствовал себя больным, слабым, истерзанным физически и нравственно, измученным кознями австрийцев, но старался выглядеть веселым, шутил и ободрял солдат. Раз, проезжая мимо остановившихся перевести дух людей, продрогших, голодных, сумрачных, он затянул вдруг песню: «Что с девушкой сделалось, что с красной случилось». Раздался дружный хохот, и солдаты приободрились.

Тяжел был подъем на Росшток, но едва ли не труднее оказался спуск. С севера дул резкий ветер, пронизывая насквозь. Авангард Багратиона уже подходил к селению Муттенталь, а корпус Ребиндера только готовился к спуску, намеченному на раннее утро 17 сентября. Солдаты как о счастье мечтали встретиться с неприятелем на равнине:

— Да неужели они будут против нас всегда прятаться за каменьями, как воры, или бегать от нас по горам, точно дикие козы? Неужели в этих поднебесных горах не найдется чистого места и они не станут против нас открыто, по-русски?

Милорадович дал приказ выступать, забили фельдмарш барабаны, заиграли рожки и самодельные кларнеты, разнеслись по горам и долам русские песни:

Коль за здравье поить взялися
Нашей матушки-Руси,
Наливай, брат, не ленися
И живее подноси!
Наливай, брат, наливай!
Все до капли выпивай!
Службы лишь не забывай!
Службы лишь не забывай!