В коннице также исполнять, что ей может быть свойственно. Выстроение фронтов и обороты производить быстро, а паче атаку, коей удар должен быть во всей силе; сидеть на лошади крепко с свободностию, какую казаки имеют, а не поманежному принужденно…
Артиллеристов обучать ежедневно примерно и с порохом, егерей преимущественно обучать стрелять в цель…
Всякое принуждение, как-то вытяжки в стоянии, крепкие удары в приемах ружейных должны быть истреблены; но вводить бодрый вид при свободном держании корпуса, наблюдать опрятность, столь нужную к сохранению здоровья, содержать в чистоте амуниции платья и обуви, доставлять добрую пищу и лудить почасту котлы.
Таковыми попечениями полковой командир может отличиться, и буду я на сие взирать, а не на вредное щегольство, удручающее дело».
Как видим, главнокомандующий и его лучший боевой генерал в вопросах обучения войск, отношения к солдату, ведения боевых действий были единомышленниками.
Потемкин держал Суворова в курсе всех важнейших новостей, делился с ним планами предстоящей кампании. Суворов чувствовал, что находится у главнокомандующего на особом счету. 25 февраля 1788 года он пишет: «Вашей Светлости милостивое письмо от 13 ч. сего месяца получил. Будьте, батюшка, здоровы для нас и веселы. Чем больше Вы до меня милостивы, тем паче я боюсь проступитца по общему несовершенству.
С аулами поступлю точно по велению Вашей Светлости. Верный кош произведет здесь благочестивый парад и повеселитца…»
Он большей частью живет в Кинбурне, учит свои войска, готовится к новым боям. В минуты отдыха вспоминает о дочери, радуется ее успехам в учебе, мечтает о встрече с ней: «Милая моя Суворочка!.. Ты меня так им утешила, что я по обычаю моему от утехи заплакал. Кто-то тебя, мой друг, учит такому красному слогу, что я завидую, чтоб ты меня не перещеголяла… О! ай да Суворочка, как же у нас много полевого салату, птиц, жаворонков, стерлядей, воробьев, полевых цветков! Морские волны бьют в берега, как у вас в крепости из пушек. От нас в Очакове слышно, как собачки лают, как петухи поют. Куда бы я, матушка, посмотрел теперь тебя в белом платье! Как-то ты растешь! Как увидимся, не забудь мне разсказать какую приятную историю о твоих великих мужах в древности. Поклонись от меня сестрицам. Благословение Божие с тобою!»
Зимой—весной 1788 года армия Потемкина прирастала подходившими пополнениями. Готовилась осадная артиллерия, делались запасы пороха, ядер, бомб. Особое внимание главнокомандующий уделял строительству гребных судов, и Суворову вскоре пришлось заняться новым для него делом — созданием гребных флотилий на Днепровско- Бугском лимане.
«Суда готовить приказал я гребные с крайнею поспешностию, — уведомляет Потемкин Суворова письмом от 2 марта. — В Кременчуге у меня наподобие запорожских лодок будет 75, могущих носить и большие пушки. Как скоро Днепр пройдет, то и они пойдут. Естли бы сие строилося в Адмиралтействе, то бы никогда их не дождалися».
Суворов разделял мнение своего начальника о Херсонском адмиралтействе, которое возглавлял контр-адмирал Николай Семенович Мордвинов. Вот строки из его письма Мордвинову от 23—24 октября 1787 года: «Не приемли всуе имя Господа. Ваше Превосходительство 3-й раз покорно прошу о спуске на здешний берег Ярославского пехотного полка, которого обозы уже сюда переправляютца… Милостивый Государь мой, я служил флоту всем сухопутным войском из Херсона, оставляя там почти одни нужные караулы и в жестокости войны ограничивая себя здесь известным моим малочислием. Вы по службе делаете толь слабое воздаяние».
Александр Васильевич иронично именовал неповоротливых моряков «херсонской академией». Для его отношений с Мордвиновым характерен эпизод, приведенный в поздних воспоминаниях дочери адмирала Надежды Николаевны: «Отец рассказывал, как раз он был озабочен во время турецкой войны.
Однажды он принес план Суворову и, разложив на стол, просил решения на счет каких-то распоряжений, но тот вместо ответа прыгал около стола и повторял: "Ку-ку-ри-ку", что он обыкновенно делал, когда не хотел отвечать. Отец, потеряв терпение, должен был уйти со своим планом и решить сам, как действовать без совета Суворова».
Главнокомандующий не мог простить Мордвинову его формального отношения к делу. Когда в конце августа минувшего года он приказал севастопольскому флоту выйти в первый боевой поход, Мордвинов, как старший морской начальник на Черном море, продублировал этот приказ командующему севастопольской эскадрой контр-адмиралу М.И. Войновичу, не решившись доложить Потемкину о приближении периода опасных осенних штормов. Флот попал в страшную бурю и едва не погиб: фрегат «Крым» затонул у крымских берегов, линейный корабль «Мария Магдалина» был отнесен к Босфору и захвачен турками, остальные корабли получили сильные повреждения.