Суворов

«Право, почтенный брат, под секретом скажу, что сей осени нет у меня охоты за Кубань — и сам не знаю от чего… Да, истинно можно устать. Полно бы и того, коли б изволил Господь Бог и благословил препровождение наших новых друзей на их старину. У Матушки бы прибавилось очень много подданных, и надобно бы их благоразумно учредить. Тем бы хоть и всю нашу кампанию кончить.

Выходцы от черкес объявляют, что они боятца нашего наступления, и более таких, кои крепко оборонятца хотят, также думают просить помощи турецкой, кою щитают тысяч до пятнадцати, а я в выгрузке их одною целой и десяти не щитаю. Впрочем, сколько знаю, то турки ныне спокойны».

Подготовка к переселению ногайских орд на места их древних кочевий, в приволжские и уральские степи, с целью оторвать степняков от турецкого влияния и обезопасить земли Войска Донского шла полным ходом. Неготовность Порты к войне была столь очевидна, что Потемкин в конце июля послал приказ отложить переселение на будущий год. Но приказ опоздал.

Суворову казалось, что всё обошлось. Он даже просил Иловайского не тревожить и жаловать «наших любезных братцев, добрых молодцев», которые, кроме «4000 казанов, приклоненных к разврату… жнут теперь хлебец и собираются на Уральскую степь в неблизкий поход, что, уповая на Всевышнего, дней чрез десять начатца может».

В конце июля огромные толпы кочевников двигались по берегам реки Ей. Тысячи кибиток, гурты скота, табуны лошадей в тучах пыли переправлялись через реку и поворачивали на восток. Их сопровождали небольшие воинские команды и казачьи отряды. Вдоль левого берега реки тянулась цепь сторожевых постов, прикрывавших броды. Южнее в трех летучих корпусах были сосредоточены основные силы суворовских войск.

Незадолго до начала перекочевки был раскрыт заговор влиятельного джамбайлукского владетеля Тав-Султана. Давний враг России был арестован и содержался под присмотром неподалеку от Ейского укрепления. Оставшиеся на воле предводители джамбайлуков возглавили мятеж, начавшийся 30 июля.

Масло в огонь подливал Шагин-Гирей. Обманув бдительность русских приставов, он вместо Херсона, где его ждал Потемкин, перебрался на Тамань и оттуда рассылал письма, в которых давал понять бывшим подданным, что не окончательно отказался от власти.

Приказ Потемкина о приостановке перекочевки Суворов получил 2 августа одновременно с известием «о весьма сильных бунтах». «Я сию минуту выступаю, — уведомил он атамана донцов Иловайского. — Бога ради, елико можно, Ваше Превосходительство, поспешайте с толикими людьми, сколько ныне при Вас в собрании есть, к Кагальницкой мельнице войска подкрепить и оные спасти».

Мятежники внезапно напали на охранение и перебили его большую часть. Уйти удалось лишь казакам. В междоусобной схватке пострадали и мирные ногайцы, многие из которых погибли. Видный предводитель джамбайлуков и старинный приятель Суворова Муса-бей, один из инициаторов перекочевки, был тяжело ранен. Поднялись все орды. Кочевники поворачивали на юг, прорывались через Ею, устремляясь к Кубани — границе с турецкими владениями. Повсюду шли ожесточенные схватки.

Толпы вооруженных всадников, за которыми следовали кибитки с их семьями и стада скота, хотели уйти за Кубань. Часто в бессильной ярости оттого, что им не удалось одолеть русские форпосты, прикрывавшие броды через Ею, они рубили всё, что попадалось под руку, даже своих жен и детей.

Суворов тяжело переживал неудачу. В гуще боев он рассылал увещевательные письма своим старым знакомым — ногайским предводителям. Верные присяге ногайцы перекочевывали под защиту русских военных постов. Тысячи женщин, детей и пленных по приказанию Суворова были размещены на Дону и тем самым спасены от гибели. Потери Кубанского корпуса составили до шестисот человек.

Значительным силам мятежников удалось уйти. Получив донесения Суворова, тяжелобольной Потемкин, которого медленно везли из Крыма в Петербург, приказал «считать возмутившихся ногайцев не подданными России, а врагами отечества, достойными всякого наказания оружием».

Одиннадцатого августа из Ейского укрепления выступил авангард Кубанского корпуса — пехота, конница, артиллерия, понтоны и обозы. Суворов собирал силы подле Копыла на Кубани, куда должны были подойти казачьи полки Иловайского. В донесении Потемкину о подготовке закубанской операции генерал-поручик сообщил, что его письма мятежникам возымели действие — «многие, пред сим ушедшие, поворотились назад». К донесению было приложено перехваченное письмо Шагин-Гирея ногайцам. «Он более нелюбим, — писал Суворов, — и все меры я принял в осторожности от него».

В разгар подготовки похода за Кубань Александр Васильевич получил от Потемкина поздравление с награждением орденом Святого Владимира 1-й степени за успешное присоединение ханства к России.