Генерал-губернатор на сей раз самолично извещает генерал-поручика о назначении его командующим пограничной Новороссийской дивизией, подчинявшейся непосредственно Потемкину. Суворов в своих письмах не устает превозносить фаворита, просит у него за многочисленных отличившихся подчиненных и, кажется, чувствует себя вполне довольным судьбой. Однако, говоря его же словами, под «стоическою кожуриною» бушевала ревность самолюбивого обманутого мужа.
Брак Суворовых дал трещину. Справедливости ради скажем, что Варваре Ивановне приходилось все эти годы нелегко. Она то живала в Опошне под Полтавою, то следовала за своим беспокойным генерал- поручиком. Бесконечные путешествия, очевидно, не прошли ей даром: из- за тряски по ужасным дорогам в 1776-1777 годах она дважды выкинула. В Крыму, в нездоровом климате, восемь месяцев не вставала с постели из-за лихорадки. Заваленный по горло делами, Суворов по полгода не видел жену. Молодая, красивая женщина, не имевшая к тому же твердых нравственных понятий, поддалась искушению. Летом 1777 года у нее начался роман с секунд-майором Санкт-Петербургского драгунского полка Николаем Суворовым.
Внук Ивана Ивановича Суворова, сводного брата Василия Ивановича, он приходился великому полководцу внучатым племянником и пользовался долгое время его расположением. Под началом А. В. Суворова он служил в Суздальском полку и выказал недюжинную храбрость при Ландскроне и осаде Кракова. В 1778 году Николай Суворов находился в Крыму в качестве пристава при Шагин-Гирее. Услужливые люди поспешили во всех подробностях расписать потаенные отношения Варвары Ивановны и Николая Суворова.
Чистый и прямодушный, сказавший о себе: «кроме брачного, ничего не разумею», А. В. Суворов был потрясен открывшимся вероломством сразу двух близких людей. Казалось, он исхудал и осунулся за несколько часов этого июньского дня 1779 года.
— Толь мною облагодетельствованный оказался гнусным соблазнителем, а она — блудницей! — Суворов избегал теперь даже упоминать имя жены. — Правило Ионафана Великого — отлагать мщение до удобного времени. — Он вспомнил роман Филдинга «История Ионафана Вильда Великого», недавно, в 1772 году, переведенный Иваном Сытенским. — Но что тогда остается? Испустить бессильный глас и возвратиться в стоическую кожурину? Нет, здесь мщение не терпит отлагательств!
После короткого и бурного объяснения Суворовы разъехались: Варвара Ивановна с Наташей отправилась в Москву, в дом на Большой Никитской. Опережая ее, в Первопрестольную летели письма Суворова его присным, вроде отставного капитана Ивана Дмитриевича Канищева. Растравляя себя, генерал-поручик сообщал подробности измены, бывшей для него именно изменой, равноценной предательству в бою. В ослеплении он даже готов наговорить на Варюту лишку, возможно, желая очернить ее не только в глазах какого-то Канигцева или московских тетушек Варвавры Ивановны, сколько в своих собственных. Он хочет окончательно убедить себя в вероломстве и испорченности ее натуры.
«Не думай на одного Н[иколая] С[уворов]а: ей иногда всякой ровен. Она очень лукава, однако видали Н[иколая] С[уворов]а, как к ней по ночам в плаще белом гуливал. Его ко мне на двор не пускать, а других таких, — сколько можно. Только и то мудрено: она будет видаться с ним по церквам, на гульбищах, в чужих домах, как бы хотя и мои служители то ни присматривали. А всего лучше, как скоро она в Москве, в мой дом въедет, то бы и разделка по приданому».
Давая Канищеву разные деликатные поручения, он требует:
«Бывшей моей... весьма мне хочется ведать похождение в девках... И какие известия заставляй мне писать, хоть незнакомой рукой, — как хочешь, все равно».
«Хотя для писем, что к ней будет писать Н[иколай] С[уворов], между ими все предосторожности и в штиле их примутся, однако стараться доставать их наивозможнейше...»
Ревность точит и грызет его. Суворов готовится к разводу. Но, исповедуясь Канищеву, он не может сам рассказать о случившемся другим поверенным и родственникам: деверю И.Р.Горчакову, секретарю консистории Дееву, главноуправляющему своими имениями Терентию Ивановичу Черкасову:
«Терентию Ивановичу во всем подробно откройся, а мне еще, право, стыдно».
В сентябре 1779 года Суворов подал прошение о разводе в Славянскую духовную консисторию. Он обвинил жену в том, что она, «презрев закон христианский и страх Божий, предалась неистовым беззакониям явно с двоюродным племянником моим... В [1]778-м [году], в небытность мою на квартире, тайно, от нее был пускаем в спальню, а потом и сего года, по приезде ея в Полтаву, оной же племянник жил при ней до двадцати четырех дней непозволительно, о каковых ея поступках доказать и уличить свидетельми могу».