Суворов

—      Спасибо, князь Петр! Спасибо! Хорошо! Помилуй Бог, хорошо! — отрывисто говорил Суворов, которого отвели на отдых в овечий хлев.

Перед рассветом обеспокоенный выстрелами Молитор отправил отряд занять позицию в горах, но опоздал: вершина была уже захвачена русскими. Французы в кромешной тьме открыли сильный ружейный огонь. В ответ батальон, занявший кручи, кинулся на выстрелы с криком «ура». Многие сорвались в пропасть и разбились, но еще более пострадал неприятель от этой неистовой атаки. Войска Дерфельдена, стоявшие внизу, также повели наступление, а Ломоносов начал обходить кирку. Страшась окружения, Молитор быстро отступал по узкой дороге. В шести верстах, у деревни Нецсталь, он снова закрепился. После упорного боя Багратион выбил его и отсюда, с ходу захватив и деревню Нефельс на берегу реки Линты. Однако в это время к деморализованной бригаде Молитора подошло подкрепление генерала Газана. Французы, получив перевес в силах, завладели вновь Нефельсом. Авангард Багратиона, чрезвычайно измотанный непрерывными боями и тяжелым походом, опять прогнал их из Нефельса. Пять или шесть раз местечко это переходило из рук в руки и осталось за русскими, когда Суворов послал Багратиону приказание отходить к Нецсталю. Путь на Гларис был открыт.

В наиболее трудном положении находился корпус Розенберга, прикрывавший отход главных сил в Муттенской долине. В строю имелось тысячи четыре солдат, не считая спешенных казаков. Полки арьергарда все еще тянулись через Росшток, охраняя вьюки. У Массена было десять тысяч, и он порешил безотлагательно произвести рекогносцировку, чтобы выведать положение русской армии.

Отряд Розенберга стоял в две линии перед селением Муттенталь, имея впереди до трехсот охотников и роту егерей под командованием майора Ивана Сабанеева. К вечеру 18 сентября были доставлены вьюки с патронами и крошечным запасом сухарей. Сабанеев объявил охотникам, что бить врага насмерть было именно приказом Суворова, что это его непременная воля. Перед сумерками к передовым прибыл Максим Васильевич Ребиндер и, собравши всех, сказал:

—      Дети! Помните, что вы русские. Охулку на руку не класть! Бить врага, и бить храбро, дружно, живо. Стрелять метко, класть штыками. Помните, дети, у страха глаза велики! Труса надо выкинуть, как паршивую овцу из стада: трус в сражении — дело пагубное, заразительное, как чума. Слышите, дети? Это мое вам слово — слово старика, пятьдесят лет служащего отечеству.

—      Ваше превосходительство, батюшка Максим Васильевич! — отвечал ему рослый старик с длинными густыми усами. — Помилуй же Бог быть нам трусами. Все ляжем лоском, а врагу верха не дадим. Будьте надежны в том: мы не рекруты, все мы русские, бывалые. — И, обернувшись к остальным, спросил: — Так ли, братцы?

—      Управимся с врагом на славу! — отвечали солдаты.

Всю ночь провели охотники без сна. Огня не зажигали, разрешено было лишь закурить трубки. Стало рассветать, был сильный туман. Сабанеев пустил вперед дозор — офицера с пятьюдесятью охотниками. Через четверть часа русские встретили сильный неприятельский патруль, но после стычки французы бежали. Рассвело. Шло время, солдаты проголодались и решили перекусить сухариком. Старики запретили:

—      Нет, братцы, нехорошо вы делаете! Поевши, тяжелей станешь, да иному если достанется получить подарок в живот, так не скоро вылечат. Попоститься будет для души лучше, а для сухарного мешка выгоднее...

Около двух пополудни у французов началось движение. Стрелки быстро шли на сближение с русскими, за ними следовали густые колонны. Четыре взвода охотников вмиг заняли места. Французских стрелков было более русских втрое. Охотники выждали и, лишь подпустив врага шагов на полтораста, открыли огонь: ни одна пуля не пошла на ветер. Цепь неприятельская заметно обредела, приостановилась, но ее нагнала вторая линия. Бодро двинулись французы; пули их летели теперь на передовых русских, точно пчелы на мед.

Майор Сабанеев, заметив, что стрелки врага довольно далеко оторвались от своих колонн, приказал ударить в барабаны, охотники бросились в штыки и опрокинули вражеских стрелков. Отмарш барабанов дал знать, что нужно отступать. Охотники начали с неудовольствием отходить, но повторение отмарша заставило их ускорить шаг.

Французские колонны надвинулись быстро, выкатили пушки и скоро стали потчевать русских картечью. Охотники и егеря Сабанеева, отстреливаясь, отступали к первой линии, та затем перед нею приняли влево и вправо. Неприятельские колонны сунулись вперед, но их обдало пулями и картечью. Русские бросались в штыки и теснили французов, однако их было слишком много. Употребив последние усилия, солдаты Ребиндера опрокинули неприятеля. Внезапно из-за большого каменного строения показалась сильная, тысячи в три неприятельская колонна. Два русских полка поколебались и стали уступать. Сабанеев с охотниками принужден был также податься назад. Очистив штыками путь себе, охотники построились в треугольную колонну и повели беглый огонь.

Сам старый Ребиндер собрал колонну солдат и крикнул: