Суворов

Только три дня оставался Суворов в Милане. Поручив административные заботы Меласу, он принялся обдумывать план дальнейших действий. Хотя на улице стояла настоящая теплынь, фельдмаршал приказал вытапливать печь, отчего в его комнатах царил жар, словно в парной. Собравшиеся у него маркиз Шателер, секретарь Фукс и квартирмейстер Края Антон Цаг, все в мундирах, с напудренными прическами, страдали, но терпели. Один русский полководец, в нижней белой рубахе и босой, чувствовал себя, по-видимому, превосходно. Он быстро просматривал карты, ворохом лежавшие на столе, и время от времени высказывал свои соображения Шателеру о предстоявшем походе.

Форсированием Адды Суворов уже превзошел ту цель, которой ограничивались помыслы австрийского двора. Правда, за спиной у союзников оставались занятые французами крепости Пескиера и Мантуя на реке Минчио да блокированная Секендорфом и Гогенцоллерном Пицигетоне на Адде. Русский командующий беспрестанно получал из Вены напоминания о скорейшем взятии Мантуи. Но не в его правилах было тратить драгоценное время на осаду. Это только дало бы возможность остаткам разбитой армии Моро, откатившейся в Пьемонт, оправиться и собраться с силами. Ожидалось также, что армия Макдональда объединится с гарнизонами, разбросанными в Южной Италии, и двинется на север. Суворов ясно видел, что главная его задача — не допустить соединения армий Макдональда и Моро. Все остальное он считал побочным, второстепенным.

Однако приходилось считаться и с требованиями гофкригсрата. После несчастий, постигших австрийцев под Мантуей в 1796-1797 годах, в период наполеоновских побед, им казалось, что в ней сосредоточено все благополучие.

—      Барон Тугут именует в письмах Мантую неприступною твердынею и ключом Италии! — скороговоркой проговорил Суворов. — Она будет взята другом моим Краем. Но зачем лгать, называть ее первейшею? Так величает ее Бонапарт. Верно, он хочет прикрасить свое хвастовство и прикрыть свои ошибки! Крепость, которую Бонапарт взял в один месяц и двадцать пять дней, не заслуживает такого пышного названия. Один солжет, а тысячи повторяют!

Он подбежал к Цагу и выхватил план Мантуи из его рук:

—      Вот она! Где же ее неприступность? Бастион и равелин по обеим сторонам ворот! Это и пугает. Вся сила ее в форте Сен-Джордже. Зато какие выгоды для осаждающих! Если они овладеют башнею Терезе, в их руках шлюзы. Спусти их — осушишь каналы!

Фельдмаршал вернулся к столу и нашел другую карту:

—      Зачем не говорят о Тортоне? Вот крепость, стоящая на высоте скалы и обошедшаяся в пятнадцать миллионов королю Сардинскому. Она неприступна! Ни гаубицы, ни бомбы ее не достигают! Она превосходит Мантую — и будет также в наших руках!

В плане, продиктованном маркизу Шателеру, предполагалось, что союзные войска разделятся на две части. Уступая венским тактикам, Суворов выделял двадцатипятитысячную армию Края для осады Мантуи и охранения Вероны, Леньянго, Брешиа. Для наступательных действий у него оставалось тридцать шесть тысяч солдат — восемнадцать тысяч русских и столько же австрийцев. С этой армией он собирался перейти реки Тичино и По, разбить Макдональда, а затем обратиться к Турину против Моро. С тыла Макдональду должны были угрожать неаполитанские войска вместе с русскими, английскими и турецкими десантными отрядами. Связь между частями союзной армии будет осуществлять корпус Гогенцоллерна. Саму миланскую цитадель обложит генерал Латерман, а с запада его прикроет генерал Вукасович. Со стороны Швейцарии Северную Италию охраняют отряды Тирольской армии.

Все масштабнее, все шире становились суждения русского полководца. Он размышлял о роли других союзных армий — Тирольской и Рейнской, говорил о возможности изгнания из Швейцарии французских войск. Восхищенные слушатели едва успевали следить за полетом его мысли. Цаг между тем снял с себя галстук и мундир. Внезапно фельдмаршал остановился, поглядел на него и бросился целовать:

—      Люблю, кто со мною обходится без фасонов!

—      Помилуйте! — воскликнул Цаг. — Здесь можно сгореть.

—      Что делать, — засмеялся Суворов, — ремесло наше такое! Быть всегда близ огня. А потому я здесь от него не отвыкаю.

В кабинет вошел выбритый до синевы темноволосый гигант

Милорадович, любимец Суворова, молодой и беззаботный весельчак.

—      Знаешь ли ты, — обратился к нему фельдмаршал, — трех сестер?

—      Знаю, ваше сиятельство! Вера, Надежда, Любовь!

—      Так! — подхватил командующий. — Ты русский, ты знаешь! С ними слава и победа, с ними Бог!

Еще до получения грандиозного плана русского фельдмаршала император Франц выслал рескрипт, перечеркивавший всю идею Суворова. Командующему Итальянской армией вменялось в обязанность ограничить «главные действия свои левым берегом реки По», «особенное же внимание» обратить «на обеспечение себя в завоеванных областях покорением находящихся в них крепостей, какова, например, Мантуа». Гофкригсрат был явно перепуган обширными и смелыми замыслами Суворова. В специальных дополнениях к рескрипту вновь ограничивались его наступательные действия.