Суворов

Австрийские и английские чиновники вели себя на переговорах так же неумело и глупо, как их генералы вели войну: искали мелочных выгод, отказываясь рассматривать и решать главные вопросы по существу. Павел I, как и Суворов, не хотел от союзников и самой войны никаких выгод для России, а требовал от них только того, что было действительно необходимо для общей победы и установления прочного мира. Даже вопрос о главнокомандовании для Суворова, как мы понимаем, принципиальный для успеха планируемой кампании, оставлялся на переговорах в стороне, лишь бы Австрия убрала врага победы Тугута из руководства военными действиями. Павел I надеялся, а Суворов был убежден, что сможет увлечь эрцгерцога Карла и вдохновить австрийские войска так же, как в Итальянском походе.

Западные партнеры слушали русских, но не воспринимали позицию России как что-то серьезное, мечтая подавить «северных варваров» своим хитроумием и красноречием. «За сценой» Питт и Тугут уже делили Италию, полагая, что в войне с Францией вполне обойдутся без помощи России, полагаясь исключительно на английские деньги и австрийских, а также немецких солдат. Если уж русские, с их бескорыстием, желают продолжать войну, то пусть, не ожидая никаких уступок от союзников, сами наступают на Францию с севера, через Майнц^{192}.

До 11 января 1800 г. Суворов, согласно его донесению Павлу I, не терял надежды, «что покорность, податливость и удовлетворение со стороны римского императора неминуемо воспоследуют». Вместо этого вновь вошедший в фавор Тугут предложил России сохранить союз, оставив Австрии 12–15 тысяч вспомогательных войск. Это, по мнению Суворова, означало окончательный разрыв союза и конец войны для русских (Д IV. 504). «Играли Неаполем, мстили Пьемонту, теперь от скуки играют Россией», — сказал генералиссимус на балу в Праге. Австрия захватила в Италии Венецию, Пьемонт и Романью, теперь отхапывает часть Швейцарии и зарится на Нидерланды. Англия хапнула богатейшее княжество Майсур на юге Индии и готово финансировать бесконечную европейскую бойню: «Господа морей — им должно их утвердить на десятки лет изнурением воюющих держав, особенно Франции, и хотя бы тогда дать ей снова короля! Вот система Лондона и Вены». Вот почему русских гнали во Францию, но так, чтобы они не могли победить (Д IV. 509).

За пустыми псевдодипломатическими разговорами время было упущено^{193}. 29 октября (9 ноября по Григорианскому календарю, 18 брюмера по календарю революционной Франции) Бонапарт осуществил в Париже государственный переворот, взяв власть в качестве Первого консула. 27 декабря, когда, по плану Суворова, австрийцы и русские уже должны были освобождать Швейцарию, Павел I написал генералиссимусу: «Поздравляю Вас, князь, с Новым годом! Скажу Вам в ответ на письмо Ваше от 16-го текущего, что обстоятельства требуют возвращения армии в свои границы, ибо виды венские те же, а во Франции перемена, которой оборота терпеливо и не изнуряя себя ожидать должно. Идите домой непременно. Ваш доброжелательный друг Павел» (Д IV. 500).

Решение было тяжелым, но его подкрепил символический жест Вены: в совместно взятой союзниками крепости Анкона был спущен русский флаг. Получив донесение адмирала Ф.Ф. Ушакова об этом событии, Павел I выслал австрийского посла до полного расследования и наказания виновных. Отставка виновного австрийского генерала и офицеров не удовлетворила русского императора. Одновременно Павел I узнал о страшных притеснениях в Англии русских моряков и солдат, которых продержали на кораблях 6 недель и оставили на зимовку без жилья на продуваемых всеми ветрами островах, без одежды и обуви. Император, полагавший себя отцом солдат, воспринял это как прямое оскорбление его чести^{194}. Окончательный разрыв с Британией произошел весной 1800 г., но уже зимой о совместных действиях не могло быть и речи.

В рескрипте Суворову от 9 января 1800 г. Павел I пояснил, что искренне старался убедить союзников объединить силы в решительной кампании против Франции и был уверен в победе. «Но известны Вам самим поступки Венского двора, которыми уничтожил он все могущее произойти полезное от столь сильной коалиции, каковая была против Франции». «Сей опыт, — продолжал Павел I, — заставляет меня остерегаться таких неискренних союзников и не соглашаться более на их предложения, тем более что сомнительно, чтобы выгоднее было для равновесия Европы подкрепить австрийцев против Франции и поставить их в такое же могущественное положение, в каком находились французы». «Судя по теперешнему положению Франции, — добавил император, — я думаю, что более для нас будет зла служить намерениям Венского двора и довести их до того состояния, до которого желают они достигнуть, нежели видеть Францию в теперешнем ее положении», т.е. под единоличной властью Наполеона (Д IV.502).