Суворов

Первоначальный план – соединиться в Гларисе с Линкеном и пройти затем к Саргансу, где расположились остатки корпуса Готце, оказывался несостоятельным: Линкена и след простыл, а на пути в Сарганс стояла армия Массены. В иных условиях Суворов не задумался бы напасть на Массену, но у русских совершенно иссякли патроны, войска голодали и так оборвались, что походили на сборище нищих. Генерал Ребиндер ходил в ботфортах без сапог, обернув ступни ног кусками сукна, чтобы хоть немного предохранить себя от холода и острых камней; солдаты не имели и этого.

Вновь созванный военный совет постановил уклониться от дальнейшего боя и, стремясь лишь к сохранению армии, повернуть на юг, в долину Рейна, на Иланц. Там, соединившись с Корсаковым и притянув артиллерию, можно было возобновить кампанию.

Оставив в Гларисе на великодушие французов тяжело больных, армия Суворова в ночь на 5 октября начала свой последний швейцарский переход.

Путь, предстоявший русским войскам, был еще труднее, чем все прежние переходы. Надо было перебраться через снеговой хребет Ринненкопф (Паникс). Узкая тропинка, кружившая по краям отвесной кручи, сделалось совсем непроходимой из-за неожиданно выпавшего в горах снега. Этот внезапный снегопад явился тяжелым завершением тех невзгод, которые преследовали армию во все время швейцарского похода.

Пока Багратион прикрывал под Гларисом движение главных сил, выдерживая без патронов и без снарядов ожесточенные атаки французов, авангард Милорадовича начал страшный подъем на Паникс. Теперь нечего было и думать перетащить артиллерию; оставшиеся 25 орудий были сброшены в пропасть либо зарыты в землю. Около 300 вьюков с продовольствием пропало из-за невозможности удержать скользивших по обледенелому снегу мулов и лошадей.

«Горы, которые мы переходили всплошь, то спускаясь, то поднимаясь, – описывает один из участников этого последнего перехода суворовской армии, – были ужасно высоки, обрывисты, с глубокими пропастями… Сырой, густой туман обнимал нас. Дождь и снег сыпьмя осыпали, и холодный, резкий ветер валил с ног… Но двигались быстро, бодро и без малейшего ропота. Александр Васильевич был на своей старой лошади верхом, на казачьем седле; в синем плаще, старом, ветротленном; у форменной шляпы поля были опущены».

Чем выше, тем труднее было итти; местами приходилось ползти на четвереньках по обледенелой, гладкой коре. Все проводники разбежались, и войска шли, проваливаясь часто в снежные сугробы. Вьюга сметала все следы, так что каждому человеку приходилось искать самому точку опоры. Срываемые бурей камни с грохотом неслись в бездну, увлекая нередко людей. Каждый неверный шаг стоил жизни. Споткнуться – значило умереть.

Суворов с горевшими от лихорадки глазами ехал среди солдат, дрожа от порывов ветра под своим легким плащом.

– Ничего, ничего, – повторял он, – русак не трусак… Пройдем.

Два казака вели под уздцы его лошадь. По словам очевидца, фельдмаршал порывался пойти пешком, но его телохранители молча придерживали его в седле, иногда с хладнокровием говоря: «Сиди!» – и Суворов покорно подчинялся им.

Так взобрались на вершину Паникса.

Ни одна тропинка не вела вниз – только крутые, обледенелые обрывы. Передовые, попробовавшие спуститься, почти все погибли. Не было ничего, за что можно было бы удержаться при падении, – ни деревца, ни кустика, ни даже выступающего утеса.

Стояла такая стужа, что руки и ноги не повиновались; много солдат замерзло.

Тогда кому-то пришла в голову мысль сесть на край пропасти и покатиться в мрачную бездну. Тысячи людей последовали этому примеру. Прижимая к телу ружья, солдаты и офицеры неслись в бездонную пропасть. Уцелевших лошадей таким же манером сталкивали вниз. «Сие обстоятельство, – говорит участник похода Грязен, – действительно зависело от случая: иные оставались безвредны, но многие ломали себе шеи и ноги и оставались тут без внимания со всем багажом своим».

К полудню 7 октября армия, перебравшись таким путем через хребет, собралась в деревне Паникс, а вечером прибыла в Иланц. Из 20 тысяч человек, выступивших в Швейцарию, в Иланц пришли 15 тысяч: 10 тысяч боеспособных пехотинцев и казачьи части.

Учитывая невероятные трудности похода, надо признать потери в 5 тысяч человек не слишком большими, особенно если вспомнить, что французы понесли больший урон.

Швейцарский поход был закончен.

– Орлы русские облетели орлов римских, – с гордостью произнес Суворов, оглядывая оборванных, исхудалых, но по– прежнему бодрых солдат.

В своих статьях «По и Рейн» Энгельс говорил, что переход через Паникс «был самым выдающимся из всех современных альпийских переходов». [133]

В донесении Павлу I Суворов так характеризовал швейцарский поход:

«Я был отрезан и окружен, ночь и день мы били противника с фронта и тыла, захватывали у него его орудия, которые приходилось сбрасывать в пропасть за недостатком перевозочных средств, и он понес потери в четыре раза больше, чем мы. Мы прорвались повсюду, как победители».