Сувенир из 'Клуба мушкетеров'

Его адамово яблоко снова запрыгало. Посмотрев на меня поверх очков, он почесал мочку уха. Он, вероятно, никак не мог решить: принять ли вид оскорбленного человека или свести дело к шутке. Наконец, выбрав последнее, он изобразил широкую улыбку, такую же фальшивую, как ресницы у красотки из кордебалета.

- Я полагаю, что так оно и будет, но к делу это никакого отношения не имеет. Абсолютно никакого.

- Кто жаждет крови Криди?

- Не следует употреблять столь сильные выражения. Идет честная джентльменская борьба между администрацией Криди и судьей Гаррисоном, который выступает с требованием реформ.

- А какова роль Ренкина во всем происходящем?

- Если расследование убийства Шеппи пойдет в направлении, нежелательном для администрации, Ренкин ничего не сможет сделать, - сказал Холдинг. - Комиссар полиции - закадычный приятель Криди, он не станет поощрять то, что может повредить интересам его друга.

- А Ренкин мечтает стать капитаном, и поэтому портить отношения с начальством ему нет смысла, - сказал я. Так как Холдинг, очевидно, не собирался возражать, я продолжал: - Итак, каждый заботится о своей шкуре, а возможность рисковать любезно предоставляют мне.

- Судья Гаррисон обладает немалым влиянием. У оппозиции газеты с большим тиражом. Конечно, вам следует проявлять осторожность. Если вы не переступите рамки закона, никто не будет вам ставить палки в колеса.

- Если не считать Криди и Херца.

- Вы сказали, что сами позаботитесь о Херце?

- Я позабочусь о нем, но я ничего не говорил о "рамках закона".

- Об этом мне, пожалуй, лучше ничего не знать.

Поразмыслив над его словами, я сказал:

- В общем, дела обстоят следующим образом: я продолжаю расследование и все, что мне удается выяснить, сообщаю вам. Вы со своей стороны держите связь с комиссаром и в случае необходимости добиваетесь от него разрешения на арест. Так?

- Не совсем. Сведения, которые у вас будут, лучше передавать не мне, а в газету "Сан-Рафел". Ее издатель - горячая голова, он напечатает все, что может нанести ущерб интересам администрации. Если обстоятельствами убийства Шеппи заинтересуется пресса, комиссару волей-неволей придется что-то делать.

Я криво усмехнулся:

- А вы и Ренкин останетесь в тени. Если дело не выгорит, никто не сможет вас ни в чем упрекнуть.

Ему не понравилось мое замечание.

- Пока администрация... - начал он, но я не дал ему закончить.

- Я буду продолжать расследование, - сказал я. - Разумеется, не для того, чтобы на выборах победил судья Гаррисон. Дело касается убийства моего компаньона, и нераскрытое дело - плохая реклама для фирмы.

Он глубокомысленно кивнул:

- Я понимаю ваши чувства.

- Я не привык питаться воздухом, и для меня важно размотать клубок. Я поднялся. - И еще: если оппозиция победит и это частично будет моей заслугой, надеюсь, что мне возместят расходы?

На лице его появилась кислая мина:

- Вопрос о расходах можно обсудить, но сначала я должен быть уверен, что Криди замешан в этом деле.

- Само собой. Могу я рассчитывать на чью-либо помощь?

- Ренкин знает, о чем я с вами договариваюсь. Время от времени позванивайте ему домой, он будет сообщать, как идут дела у полиции.

- Кстати, как зовут эту "горячую голову", издателя, которого вы упоминали?

- Ральф Трой. На него можно положиться. Дайте ему факты, и он опубликует.

- Сначала надо их иметь, - сказал я. - Ну хорошо, посмотрим, что мне удастся сделать. До свиданья!

Он протянул мне руку:

- Желаю удачи, и будьте осторожны!

Встреча с Холдингом не вселила в меня особых надежд: мне по-прежнему приходилось полагаться на собственные силы и надеяться на удачу. Что же касается осторожности, то его напоминание было излишним: я не собирался рисковать без нужды.

3

Когда я выходил из полицейского управления, мне пришло в голову, что было бы полезно взглянуть на Маркуса Хана, но так, чтобы он не видел меня.

Сказав дежурному сержанту, что мне нужно переговорить с лейтенантом Ренкином, я спросил дорогу к моргу и направился к приземистому зданию, над дверью которого горел синий фонарь. Два окна были освещены, и я заглянул внутрь.

Около стола с телом Тельмы Каузнс, покрытым простыней, стоял Ренкин. Напротив него я увидел невысокого мужчину с копной пшеничных волос и бородкой клинышком. Мужчина был одет в сине-желтую клетчатую ковбойку и черные брюки, плотно прилегавшие к бедрам и расходившиеся в виде колокольчиков на лодыжках. На ногах были мексиканские сапоги с высокими каблуками и сложной вышивкой серебром. У него был правильной формы нос, глубоко посаженные умные глаза и выпуклый лоб.

Маркус Хан внимательно слушал Ренкина, похлопывая по сапогу тонким хлыстом. Он выглядел бы мужественно и внушительно, будь рядом с ним оседланный конь; без него же он был лишь кричаще одетым калифорнийским сумасбродом.

Судя по выражению лица Ренкина, беседа с Ханом не была плодотворной. Тот лишь кивал, изредка вставляя слово. В конце концов Ренкин набросил простыню на лицо мертвой девушки, и Хан пошел к выходу.

Я быстро отступил в тень.

Когда, миновав двор, Хан скрылся из виду, я вошел в морг. Ренкин с удивлением уставился на меня.