Не тогда ли она все поняла? Не тогда ли заметила, как муж смотрит на другую женщину? Не тогда ли догадалась, что он влюблен в Стерлинг Харпер?
Я хорошо помнила, каким был Марк в наши последние дни вместе. Помнила тот отстраненный, чужой взгляд. Именно его глаза сказали все. Я видела, что он смотрит на меня, но думает о ком-то другом. И все же, зная и понимая, я не верила до конца инстинкту, не хотела верить, что мой Марк любит другую. Надежда жила, пока он сам все мне не сказал.
— Кей, мне очень жаль, — угрюмо пробурчал он, когда мы в последний раз пили кофе по-ирландски в нашем любимом баре в Джорджтауне. В тот день с серого неба падали пушистые снежинки, и мимо проходили парочки в теплых куртках и ярких вязаных шарфах. — Ты знаешь, я люблю тебя.
— Но не так, как люблю тебя я. — Сердце сжалось. Никогда в жизни мне не было так больно.
Марк опустил глаза.
— Я не хотел, чтобы так получилось.
— Конечно, не хотел.
— Прости. Мне действительно очень жаль.
Я ему верила. Верила, что не хотел. Верила, что жаль. Да вот только от этого ровным счетом ничего не менялось.
Я не знала ее имени, потому что не желала знать. По крайней мере, это была не та женщина, на которой он потом женился. Не Джанет, которая погибла. Хотя, возможно, он и здесь соврал.
— …сильно не в духе.
— Простите, что вы сказали? — спросила я, отгоняя непрошеные воспоминания и сосредотачиваясь на миссис Мактиг.
— Мистер Харпер. — На нее как будто накатила волна усталости. — Он так расстроился из-за багажа. К счастью, потом все утряслось и сумки быстро вернули. — Миссис Мактиг помолчала. — Господи, сейчас это кажется таким далеким, а ведь на самом деле времени прошло немного.
— А Берилл? Какой вы ее запомнили? Какой она была в тот вечер?
— Все они ушли. Все умерли.
Сложив руки на коленях, она смотрела в свое темное, пустое зеркало. Все умерли, кроме нее. Все гости того памятного, такого прекрасного и такого страшного вечера превратились в призраков.
— Мы говорим о них, миссис Мактиг. А значит, они с нами.
— Да. — Глаза ее наполнились слезами.
— Нам нужна их помощь, а им — наша.
Она кивнула.
— Расскажите о том вечере, — снова попросила я. — О Берилл.
— Она была очень тихая. Я помню, как она смотрела на огонь.
— Что еще?
— Что-то случилось.
— Что? Что случилось, миссис Мактиг?
— Мне показалось, что между ними что-то произошло. Между ней и мистером Харпером.
— Почему вам так показалось? Они поругались?
— Это было уже после того, как мальчик доставил багаж. Мистер Харпер открыл сумку и достал пакет с какими-то бумагами. Он очень много пил…
— И что потом?
— Мистер Харпер повел себя довольно… странно. Сначала накричал на них, на сестру и на Берилл, а потом бросил бумаги в огонь. Мне запомнились его слова: «Вот что я об этом думаю! Дрянь! Мусор!»
— А вы не знаете, что именно он сжег? Может быть, документы? Например, контракт?
— Не думаю. — Миссис Мактиг покачала головой. — Помню, у меня сложилось впечатление, что это была рукопись Берилл. И злился он больше на нее.
«Автобиография, — подумала я. — Вероятно, мисс Харпер, Берилл и Спарачино встречались в Нью-Йорке, чтобы обсудить ее детали с Кэри Харпером. И именно это так разозлило последнего, что он потерял над собой контроль».
— Джо даже пришлось вмешаться, — добавила миссис Мактиг. Она сидела в той же позе, сплетя на коленях побелевшие от напряжения пальцы.
— Что же он сделал?
— Отвез ее домой. Берилл Мэдисон. — Она со страхом посмотрела на меня. — Вот почему это случилось. Да-да, я знаю.
— Почему это случилось?
— Вот почему они все умерли. Я знаю. Я почувствовала это тогда. Страшное чувство.
— Вы можете его описать — это чувство?
— Вот почему они все умерли, — повторила миссис Мактиг. — В тот вечер в комнате было столько ненависти!
13
Больница «Валгалла» располагалась в тихом уголке округа Албемарль, куда меня в течение года периодически приводили обязательства перед Вирджинским университетом. Проезжая по автостраде, я часто видела угрюмое кирпичное строение на вершине далекого холма, но ни разу не посещала это заведение ни по личным, ни по служебным делам.
Размещавшийся там роскошный отель для богатых и знаменитых обанкротился в годы депрессии, и его приобрели три брата-психиатра, вознамерившиеся основать что-то вроде лечебницы в духе Фрейда, курорта для душевнобольных, куда располагающие средствами семьи могли бы сбывать плоды своих генетических прегрешений, слабоумных стариков и распрограммированных подростков.
Меня совсем не удивило, что Эл Хант еще подростком провел в «Валгалле» несколько месяцев. Неприятным сюрпризом стало явное нежелание лечащего врача обсуждать данный конкретный случай. За профессиональной любезностью доктора Уорнера Мастерсона скрывалась скала секретности, способная противостоять самым напористым дознавателям. Я знала, что он не хочет разговаривать со мной. Он знал, что не может уклониться от разговора.