Сущность и Разум. Том 2

Вновь отлетел Гименей,[16]
к брегам отдалённым киконов
Мчится — его не к добру призывает
там голос Орфея.
Всё-таки бог прилетел;
но с собой ни торжественных гимнов
Он не принёс, ни ликующих лиц,
ни счастливых предвестий.
Даже и светоч в руке Гименея
трещит лишь и дымом
Едким чадит и, колеблясь,
никак разгореться не может.
Но тяжелей был исход, чем начало.
Жена молодая,
В сопровожденье наяд
по зелёному лугу блуждая,
мёртвою пала, в пяту уязвлённая
зубом змеиным.
Вещий родопский певец,
обращаясь к Всевышним,
супругу Долго оплакивал.
Он обратиться пытался и к теням,
К Стиксу дерзнул он сойти,
Тенарийскую щель миновал он,
Сонмы бесплотных теней,
замогильные признаки мёртвых,
И к Персефоне проник и к тому,
кто в безрадостном царстве
Самодержавен, и так, для запева
ударил по струнам, Молвил:
«О вы, божества, чья вовек
под землёю обитель,
Вновь Эвредики моей заплетите
короткую участь!
Все мы у вас должники;
помедлив недолгое время,
Раньше ли, позже ли —
все в приют поспешаем единый.
Все мы стремимся сюда,
здесь дом наш последний; вы двое
Рода людского отсель управляете
царством обширным.
Так и она: лишь её положенные годы созреют,
Будет под властью у вас:
возвращенья прошу лишь на время,
Если же милость судеб в жене
мне откажет, отсюда
Пусть я и сам не уйду:
порадуетесь смерти обоих».
Внемля, как он говорит,
как струны в согласии зыблет,
Души бескровные слез проливали потоки.
Сам Тантал
Тщетно воды не ловил.
Колесо Иксионово стало.
Птицы печень клевать перестали;
Белиды на урны
Облокотились; и сам, о Сизиф,
ты уселся на камень!
Стали тогда Эвменид,
побеждённые пеньем, ланиты
Влажны впервые от слёз, —
и уже ни царица-супруга,
Ни властелин преисподних мольбы
не исполнить не могут.
Вот Эвредику зовут;
меж недавних теней пребывала,
А выступила едва замедленным раною шагом.
Принял родопский герой
нераздельно жену и условъе:
Не обращать своих взоров назад,
доколе не выйдет
Он из Авернских долин, —
иль отымется дар обретённый.
Вот уж в молчанье немом
по наклонной взбираются оба
Тёмной тропинке, крутой,
густой укутанной мглою.
И уже были они от границы земной недалеко,
Но, убоясь, чтоб она не отстала,
и в жажде увидеть,
Полный любви, он взор обратил,
и супруга — исчезла!
Руки простёр он вперёд,
объятья взаимного ищет,
Но понапрасну —
одно дуновенье хватает несчастный.
Смерть вторично познав,
не пеняла она на супруга.
Да и на что ей пенять?
Иль разве на то, что любима?
Голос последним «прости» прозвучал,
но почти не достиг он
Слуха его; и она воротилась
в обитель умерших...