Суррогаты

— Нет больше мочи-и-и… — испустил дух ефрейтор. И ему вдруг стало легко — он превратился в парящее облачко. Душа солдата покинула истерзанное тело, в то время как майор блуждал среди иных, спотыкаясь о "жмуриков", выискивая "дезертиров", неожиданно натолкнулся на платье.

— Апанасиха… — не знал он: ему радоваться или огорчаться.

Навалился на неё и пожалел об этом сильно. Ему вдруг стало больно. Он пропустил удар в незащищённое место. Уборщица применила против него запрещённый приём, согнув ногу в колене, а затем добавила по голове кулаком. Сама оказалась верхом на том, кто побеспокоил её, застукав в укрытии.

— Ты чего, Апанасиха? Это же я — м-Ай-ор…

Она не реагировала на голос Азаровского.

— Да ты контуженая! — вывернулся он из-под неё, вдобавок уяснив: ещё и ослепла. И не факт что временно. Плеснул в лицо воды из фляжки, охлаждая пыл гром-бабы.

Та сразу унялась, отирая лицо подолом юбки.

— Вот только этого мне не хватало — колорита сельского стриптиза! — не сдержался майор.

— Озорн-Ик… — выдала Апанасиха.

— Я… я это!.. — порадовался Азаровский: уборщица вроде бы пришла в себя, признав его за своего. — Не бойся меня! Идём со мной!

Он указал ей в сторону "Тунгуски".

— Скорей…

Азаровский опасался: сюда с минуты на минуту непременно нагрянут новые силы карателей из числа "жмуриков". Но те почему-то больше не появлялись вблизи хутора, где произошёл ожесточённый бой с применением взрывных устройств, а не только стрелкового оружия.

* * *

— Далече кудысь? — вопросил Онищенко у Азаровского, попутно одарив пристальным вниманием Апанасиху. Приветствовал. Зато она в ответ ему ни слова. Точно обиделась.

— Контуженая… — пояснил майор.

— Ага, по жизни, — заметил в свою очередь прапор.

* * *

— Н-н-никак н-н-наши-и-и!?.. — не поверил Москаленко, уловив на слух эхо скрипящих гусениц вкупе с мощным рёвом двигателя самоходки направляющейся на хутор. И точно — из-за возвышенности показалась "Тунгуска". — С-с-спасен-ны-ы-ы…

Зарыдал. Не он один — горючую слезу пустил и отпрыск Панасюка. А сам хуторянин не выказывал никаких эмоций.

— Н-н-ну т-ты, ч-чего, а? А-а-а… — заорал капитан.

Тело хозяина хутора оказалось каменным, а сам он холодным точно лёд.

— П-П-Панасюк-к-к…

Москаленко никак не удавалось растормошить ушлого хуторянина.

— Н-ну бы-будет т-тебе ды-дуться ны-на м-меня…

Тот и не думал, и вообще был мыслями далеко отсюда, отправившись туда, куда почти десяток защитников хутора. Партизанский отряд уменьшился почти на две трети. Защитники понесли невосполнимые потери.

* * *

— Живо в машину! — крикнул Азаровский, показавшись из башни наверху.

— Ты-толку, — обескуражил капитан. — Жи-живее н-не бы-будем у-у-уже ни-и-кы-огда…

Майору в очередной раз пришлось спускаться на грешную землю, и тащить силком отпрыска хуторянина в "Тунгуску".

— А ты чего тут развалился, аки хряк? — наехал он следом на Москаленко. — Ноги в руки и айда с хутора! Нам здесь больше нечего делать!

— А кы-кто пы-похоронит ег-гы-го…

— Извини, нет времени! Нам ещё необходимо нагнать колонну "жмуриков" при "мудаках" и тех чёрных типах! Или забыл, что они изначально были нашей главной целью!

— Ны-никуда я бы-больше н-не пы-оеду! Ты-тут останусь…

— Я те останусь! — навалился Азаровский на Москаленко. — А кто будет воевать с врагами? Отсидеться в глуши не получиться! Не позволю!

— А я ды-думал: вы-враги… Ги-ги… — не то засмеялся, не то заплакал капитан.

Азаровский сделал вид, будто ничего не заметил. И всё прекрасно понимал — Москаленко впервые попал в переделку — и та у эшелона в лесу не шла ни в сравнение со здешней трагедией.

От хутора не осталось и следа, если не брать воронку на месте избы. Даже сараи исчезли, а частокол и вовсе разметало при навале мощной ударной волны на добрую сотню метров по округе. Впрочем, и тела тех, кто окружил там "партизан". Одно было очевидно: каратели не на тех нарвались. Просчёт был очевиден. На то и "жмурики", чтобы стать ими.

— А что ежели нам в часть нагрянуть? — не удержался Онищенко от данного высказывания вслух. — Чем чёрт не шутит — вдруг обить получиться? Что если там ещё кто уцелел, а?

— Время! — настаивал Азаровский.

— Ты ж пойми, майор, сам — подумай своей головой: одни мы не справимся с целой колонной бронетехники, да ещё при поддержке самоходной артиллерии! Тут дополнительные силы нужны! Знающие люди! Такие как мы с тобой для данной диверсии! А уж боеприпасы и подавно! Иначе расхерячат нас ещё до того, как сумеем приблизиться к колонне на расстояние выстрела из зенитных орудий! ЗУР также нет! Вообще нихрена нет!..

— Я зы-за… — заикнулся к слову Москаленко.

Апанасиха ни слова не сказала, и воздерживаться не думала, впрочем, и отпрыск Панасюка. Пётр просто молчал убитый горем. Он и без того нечасто общался с людьми, а с чужими — и подавно. Совсем одичал на хуторе. А без отца осиротел окончательно.