Читаем Супрематизм. Мир как беспредметность полностью

Человек в своей Культуре то же самое — родовые природные силы, <он> не может их иначе применить, как только в их природном родовом свойстве, и даже не может заставить их проделывать иную функцию, как только ту, которая свойственна их роду. Но родовую их силу он <стремится> воплотить 81в новую чисто внешнюю форму, <где> сущность родовой силы и ей присущих функций не изменится. Обоснование и причина возникновения формы оправдывается человеком и причиной, и целью, которые вытекают из нужды и необходимости, а нужда и необходимость уничтожаются преодолениями, — преодоление разрешает все возникающие вопросы и причины, и цели; преодолевая, освобождаем и причину, и цель, Таково<е> положение, возможно, находим в природе, если станем рассуждать, что для того, чтобы выросло яблоко, необходимо родовым элементам преодолеть то-то и то-то, группируясь в родство, целью которого является создание яблока (как цель соединения родственного спада). Рассуждая так, мы находим, что элемент в отдельности имеет сознание действия, благодаря чему он стремится к своим родовым элементам, чтобы, соединившись, осуществить свою цель создания яблока, образовать спад. Но если так ставить вопрос, то каждый элемент должен собой представлять целостную единицу сознания, разума и т. д.; в таком случае он уже не будет элементом, будет целой единицей действующего сознания, сознательно разыскивая необходимые элементы и через насильственное соединение образуя яблоко, свою цель. Но если он находит необходимые элементы, то очевидно, что в этих элементах существует тоже сознание другого порядка и свойства и что они в свою очередь имеют подобные цели.

Поэтому предполагаю, что насильственная связь невозможна, как только родовая, вне всякого сознания и понимания цели и причины. И в каждом отдельном элементе нет единицы сознания, существуют только отрицательная или положительная функция, и <они> регулируют порядок отношений родов, которые при своем схождении смогут образовать единицу как спад, после чего вновь распадаются и совершают повторный порядок движения. И если бы в этом спаде была бы цель и причина, то, достигнув раз этой цели, должно останов<иться>; но в действительности родовое достижение начинает распадаться. Следовательно, цель и причина не в этом. Функция их спадения не оправдывается распадением, но существует в этом беспредметном действе.

Возможно ли все движения и сооружения яблока считать же предметной культурой? Нельзя. Повторность их проявлений никакого предмета не создали и цели никакой не разрешили, это их проявление. Дальше, создание яблока — из каких элементов оно создалось? Знали ли эти элементы свою цель, что при своем соединении они разрешат определенную цель? Знало ли Солнце, что при посылке своих лучей на Землю оно будет участвовать в сооружении дерева и яблока, а на Марсе чего-либо другого? Оно знало <об этом> так же, как и о том, какие фрукты растут или им сооружаются на Марсе. И что — вся теплота собралась в одно место, образовалось Солнце для того, чтобы воспроизводить на Земле яблоки, пшеницу, делать день, ночь? <И> что — причина возникновения Солнца была услужливая осмысленность человеку? Осознавания нет в природе никакого, кроме беспредметных взаимодействий.

Человек в своих рассуждениях как будто что-то знает, осознает, осмысливает и формирует разумно, устанавливает, что все его знания — действительность, а не ложь, ему известны все цели. Всю причину он видит как результат всех необходимостей, и что его движение причины именно имеет ту цель, которое его сознание определило; использовав силу причины, преодолевает цель. Природа ничего не знает, а он знает и, может быть, от того, что знает, и думает — всё в мире происходит от знания «что», он сам взял их оттуда. Но все его стремление к знанию причин и говорит мне, что он ничего не знает, как и я не знаю, но хочу знать, что мир беспредметен.

О, если бы человек знал, он был бы космосом, Вселенной, природой! У него не было бы ни нужды, ни необходимости, ни культуры преодолений. А как, кажется, просто познать или знать мир, Вселенную — нужно только познать или знать одно зерно пшеницы, чтобы познать все зерна тысячи десятин засеянной <ими земли>; нужно познать нашу планету, чтобы познать Вселенную в планетах. Но <человек> не может познать. Так же он не может познать и того, что найденная причина может оправдать цель и <быть> использована по своему назначению, — несмотря на то, что познанная причина обезвреживается, очищается своей стихией, вредной для человека, которая либо отводится им, либо исправляется в безвредную мне сторону.

Таким образом, познание причин и направление их — моя главная функция жизни.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное