Суперзвезда

— Ерунда. Сегодня первый день Карнавала в Венеции. Это как Марди Гра в Новом Орлеане или Карнавал в Рио, только более грандиозно. Больше связано с историей. Я думаю, это началось в одиннадцатом веке, потом, в восемнадцатом, Карнавал стал непопулярным, однако в 1979 году он возродился. Костюмы, парады, карнавальные шествия, игры, шары — все, что только можно вообразить, никаких запретов. Раньше это продолжалось два месяца, но теперь только десять или двенадцать дней. Мы попадем как раз в разгар праздника!

Кэсс восхищенно кивнула.

— Кэсс, все, кто делал этот фильм, смогут быть там на равных. Ни звезд, ни обслуживающего персонала, только коллектив людей, которые долго работали вместе.

Кэсс снова поразилась, как, несмотря на ошеломляющий успех, он мог в душе оставаться таким простым, настоящим. Было ли все это искренним? Неужели она нашла мужчину своей мечты?

— Звучит восхитительно, Джек, но как я смогу устроить бал-маскарад и закончить съемки одновременно?

Джек усмехнулся. Его слова не стали для Кэсс неожиданностью.

— Считай, что это уже сделано.

Зажегся сигнал «Пристегните ремни», и самолет начал посадку в аэропорту Венеции. Стюард забрал бокалы и журналы и исчез в хвостовом отсеке.

Джек наклонился вперед и снова взял Кэсс за руку.

— Я действительно имел в виду то, что сказал.

Зная Джека, Кэсс была готова ко всему, ну, или почти ко всему.

Из кармана он вытащил маленькую бархатную коробочку с логотипом «Бушрон».

— Узнаешь? — спросил он, открывая коробочку.

Кэсс сидела как парализованная. Там лежал тот совершенный бриллиант — сверкающий и изящный, как говорил Джек, достойный его невесты. Изумительный камень, теперь вставленный в платиновый перстень, был больше чем просто подарком. Джек предлагал ей свою любовь, свою жизнь, и ей хотелось взять все это и удержать навсегда. Но то рациональное, практичное, что было в Кэссиди Инглиш, удерживало ее. Вечер в Париже и волшебная ночь в Монте-Карло — эти воспоминания были незабываемы, но они не означали любви, это было бы нелогично. Она не могла объяснить, как такие здравомыслящие, независимые натуры могли столь быстро попасть в сети любви? Как могла она доверять собственным чувствам, не говоря уже о его словах?

— Пожалуйста. — Его голос был настойчивым.

— Джек… нет, нет, я не могу.

— Ты можешь.

— Нет, правда… я не могу.

Он взял кольцо с атласной подушечки и надел ей на палец.

— Его сделали для тебя.

Кэсс была удивлена. Она могла поклясться, что он нервничает.

— Пожалуйста. Скажи «да».

Она оторопело молчала.

— Ты действуешь слишком быстро. Я в растерянности, я не знаю, что сказать.

Все казалось таким естественным — влюбиться и отдаться чувству. Невольно она проскользнула за стальные ворота, охраняющие его любовь. И она знала, что он прошел через каменную стену, окружавшую ее сердце. Бессмысленно отрицать очевидное.

Но могли ли они сказать «навсегда»? Это ли он имел в виду? Хотела ли она этого?

— Скажи что-нибудь. — Джек держал ее руку, бриллиант вспыхивал желто-голубыми искрами любви в солнечном свете высоко в облаках над Венецией.

— Я боюсь.

Он откинулся в кресле, наклонил голову и усмехнулся.

— Тогда не говори ничего сейчас. Подумай об этом. Дай мне ответ на балу. Если ты наденешь это кольцо, это будет означать «да». — Он помолчал. Его глаза не отрывались от ее. — А если не наденешь, значит, нет.

* * *

Кэсс вернулась в «Киприани» в состоянии блаженства. Она взяла больше дюжины сообщений, оставленных для нее на стойке, и направилась наверх. Она парила в облаках, кружась в водовороте счастья и наслаждения.

Она радостно открыла дверь своего номера, намереваясь принять самую долгую и восхитительную ванну в своей жизни. Пена, свечи, легкая музыка. Каждый раз, когда она думала о Джеке, по ее коже пробегали мурашки.

— Я страшно волновался.

Его голос спустил ее с небес на землю. Кэсс повернулась и увидела отца, поднимающегося с дивана. Его тон не предвещал ничего хорошего. Собравшись с мыслями, Кэсс поставила чемодан и спокойно посмотрела на отца. Как мог этот человек до сих пор заставлять ее чувствовать себя провинившимся ребенком? В этот момент Кэссиди поняла, что теперь все будет по-другому, она стала сильнее. Она почувствовала жалость к больному, стареющему отцу, он походил на старого льва, чье рычание стало тихим.

Она спокойно заговорила:

— Привет, отец. Ты не мог бы сказать мне, как ты сюда вошел?

— Консьерж сказал мне, что ты уехала в пятницу вечером с Джеком Кавелли. — Взгляд Роджера остановился на чемодане от «Луи Вуттон». — Ты не могла бы рассказать мне, где ты была два дня?

— Вообще-то нет. Это моя личная жизнь. Тебя это не касается.

— Черта с два, — вспылил он.

Кэсс никогда не видела его таким озабоченным и сердитым. Его лицо напоминало гротескную маску. Он стоял, опустив руки и сжав кулаки. Воспоминания о гневных тирадах Роджера, направленных против ее матери, заполнили ее мысли. И ей вдруг стало интересно, что же такого сделал Джек ее отцу, что тот его так ненавидит.

— Мы с Джеком были в Париже и в Монте-Карло, — ответила она и, взяв сумку, направилась в спальню.