Супервольф

Мы включили свет. Мне не надо было тыкать ментальных взором туда-сюда, чтобы догадаться — вилла отнюдь не была пустой. Я спросил — что за стеной. Ответ едва услышал, банкир был на последнем издыхании. Я никак не мог допустить, чтобы достойный человек отдал Богу душу, не расплатившись со мной.

Между тем портрет продолжал раскачиваться. Честно сказать — даже при электрическом свете это было довольно зловещее зрелище.

Затем раздался стук. Я приблизился к стене и повторил порядок звуков.

Наступила невыносимая тишина.

Спустя некоторое время нечистая сила вновь взялась за старое. Портрет заходил ходуном, стуки сыпались беспрерывно. Обмякший Денадье, неспособный «пошевелить ни одним членом», бессильно лежал в кресле…

Осторожно, чтобы не оказаться в положении вывихнувшего ногу детектива, я на цыпочках пробрался к двери и вышел в коридор. Подошел к соседней двери и постучал в нее. Стук сразу прекратился. Это что-то да значило! Очень настойчиво я постучал снова и, сильно нажав плечом, открыл дверь. Сорванная задвижка, звякнув, упала на пол. В комнате на кровати лежала молодая женщина. Она делала вид, что только что проснулась.

— Вы же в театре, мадемуазель, — сказал я. — Как вы очутились здесь?..

Я следил за лихорадочной путаницей ее мыслей. Через несколько мгновений мне стал ясен весь тайный механизм преступления.

Дочь и мачеха, оказывается, давно уже нашли общий язык. Обеих не устраивал тот скромный образ жизни, который вел Денадье и который вынуждены были вести с ним и они обе. Молодые женщины мечтали овладеть миллионами банкира и избрали показавшийся им наиболее легким и безопасным способ: довести старого и больного человека до сумасшествия. Для этого был сконструирован тайный механизм, приводивший в движение висевший в комнате Денадье портрет. Я испытал истинное наслаждение, когда префект в эту же ночь по моему телефонному вызову прислал полицейских и обе преступницы были арестованы.

Этот случай интересен тем, что попавший мне в руки бульварный роман, в котором излагалась эта захватывающая история, закончился в тот самый момент, когда поезд, жалобно вскрикнув и выпустив пар, остановился у перрона Нордбанхофа. Беспокойство не покидало меня — я вновь оказался на земле, приютившей меня в трудную минуту и подарившую столько испытаний.

Я отложил книжку, вышел из вагона и, не в силах двинуться дальше, некоторое время привыкал к Берлину.

Ночь была на исходе. Шел мелкий дождик. Впереди отчетливо вырисовывался зев подземного перехода. Меня никто не встречал, и предчувствие беды резануло с такой внезапной силой, что я едва удержался, чтобы не броситься в вагон. Пусть паровоз унесет меня куда угодно — в тупик, в депо, в Париж, к Денадье, к черту на кулички, только подальше от дождя, мокрой платформы Северного вокзала, Фридрихштрассе, Унтер ден Линден, Моабита. Спасаясь от нахлынувшего, я подбросил монету. Загадал: орел — спешу в кассу, беру билет и в компании с какой-нибудь пестрой книженцией, в которой излагается история, сходная с приключениями господина Денадье, отправляюсь в Варшаву. Решка — с головой ныряю в подземный переход, выныриваю на Фридрихштрассе, беру такси и еду в гостиницу, где меня поджидают господа Кобак и Вайскруфт, сумевший договориться с Кобаком насчет распределения доходов за мои выступления.

Выпал орел и я шагнул по направлению к подземному переходу.

Се человек.

Смутное знание предостерегало меня — стоит только спуститься под землю, и я вновь окажусь в пространстве, где война перманента, где царствуют измы, где на человека смотрят как на жирафа, годного для изготовления бифштексов. Прошлое с такой силой вцепится в меня, что никто, даже такой вундерман, как Вольф Мессинг, не сможет предсказать, чем окончится эта поездка. То ли дело история господина Денадье. Райским уголком показалась мне безыскусная буржуазная правда. Как хорошо, когда много икры, шума, брызг шампанского, ананасов в шампанском — это, должно быть, необычайно вкусно!

На первой ступеньке я невольно замешкался — сердце дрогнуло. Навстречу мне из тускло освещенного перехода поднимался железнодорожник. Его черная форма настораживала, однако пути назад не было — прошлое одержало верх и я шагнул в будущее.

В Германии обо мне забыли. Никто, включая самых пронырливых журналистов, не заинтересовался визитом медиума, чье имя когда-то гремело на всю Германию. Еще в Варшаве Кобак носился с идеей, что и в Германии я должен позиционировать себя испытанным, обеспечивавшим доход в Польше брендом — «Вольф Мессинг, раввин с Гуры Кальвария, ученый каббалист и ясновидец. Раскрывает прошлое, предсказывает будущее, определяет характер!»