Суперобучение. Система освоения любых навыков — от изучения языков до построения карьеры

Глядя на Ричарда Фейнмана, люди склонны думать о его кажущихся легкими достижениях. Игривый стиль и бунтарские импульсы бросают вызов стереотипу, согласно которому обучение — это тяжелая работа. Однако по мере углубления в вопрос выясняется: у Фейнмана было много общего с суперучениками. Он упорно работал над пониманием вещей, вкладывал в освоение методов стимулирования интуиции невероятное количество свободного времени. В первые дни учебы в колледже он вместе с другом перечитывал классическую литературу по квантовой механике, опережая программу. Он составил график, в котором отвел часы для многочисленных интеллектуальных занятий. Даже в мелких пристрастиях он проявлял склонность к интенсивным методам. Изучая способы открывания замков, он неоднократно повторял все возможные комбинации: «Я довел их до абсолютного автоматизма и мог перебрать четыреста возможных комбинаций менее чем за полчаса. Это означало, что я вскрывал сейф максимум за восемь часов, но в среднем тратил четыре часа»[90].

Слыша о гениях, особенно столь дерзких, как Фейнман, люди видят в основном их таланты, а не то, какими усилиями достигаются успехи. Фейнман, безусловно, обладал особым даром. Но, возможно, самой великой из его способностей было умение соединять упорную практику и игру. Он с равным энтузиазмом вскрывал замки, решал головоломки и постигал секреты квантовой электродинамики. Именно к этому духу шутливого исследования я хочу обратиться в заключительном принципе суперобучения — экспериментировании.

Глава XII. Принцип 9. Экспериментирование: исследуйте за пределами зоны комфорта

Результаты? О, я получил много результатов! Мне теперь известно несколько тысяч вещей, которые не будут работать.

Томас Эдисон, изобретатель-самоучка, бизнесмен и электротехник

Если бы вы не видели картин Ван Гога, а только читали бы о нем как о великом живописце, вы никогда не назвали бы его одним из известнейших художников всех времен. Он начал рисовать довольно поздно, в двадцать шесть. Искусство — это область раннего развития, и таланты прославленных мастеров обычно проявлялись в детстве. Пабло Пикассо изначально писал реалистично и только потом стал кубистом. Сам он говорил так: «Мне потребовались четыре года, чтобы рисовать как Рафаэль, и вся жизнь, чтобы рисовать как ребенок». Леонардо да Винчи был учеником художника и, по одной из легенд, нарисовал на крестьянском щите чудовище только для того, чтобы перепродать его герцогу Миланскому. Сальвадору Дали к открытию первой выставки не исполнилось и четырнадцати, но сомнений в его таланте ни у кого не было, и выдающиеся способности сделали его знаменитым.

Ван Гог же отставал от именитых коллег и не выказывал никаких явных способностей. Он взялся за кисть только после неудачи в качестве арт-дилера и священника. Друг семьи и один из продавцов произведений искусства Герман Терстег считал, что художественными устремлениями Ван Гог пытался замаскировать лень. «Вы начали слишком поздно, — заявил он. — В одном я уверен: вы не живописец, и ваши художества, как и все остальное, что вы начинали, ни к чему путному не приведут»[91].

Все было справедливо: Ван Гог действительно начал поздно и вправду не очень хорошо рисовал. Его наброски были грубыми и выглядели по-детски. Если ему удавалось найти моделей — а это непросто для художника, известного своими причудами, — ему требовалось много попыток, чтобы добиться хотя бы отдаленного сходства. Во время недолгого пребывания в Париже он учился рядом с будущими звездами постимпрессионистского движения, в частности с Тулуз-Лотреком, чья кисть порхала над холстом. Ван Гогу же требовалось приложить массу усилий, чтобы добиться похожего результата. «Мы считали его работу слишком неумелой, — вспоминал один из соучеников. — В его рисунках не было ничего примечательного»[92]. Ван Гогу пришлось покинуть студию менее чем через три месяца из-за «несоответствия уровню других студийцев, отсутствия таланта и отталкивающих манер».

Ситуацию усугублял темперамент. Почти все, с кем знакомился Ван Гог, через некоторое время отвергали его, так как маниакальный энтузиазм и братская солидарность неизбежно выливались в ожесточенные баталии почти со всеми. Ближе к концу жизни он регулярно попадал в психиатрические лечебницы — то с «острой манией с генерализованным бредом», то с «разновидностью эпилепсии». Вспышки темперамента, или «атаки», как он сам их называл, отчуждали его от людей, которые могли бы стать его приятелями, наставниками и учителями. И хотя Ван Гог пытался получить хорошее образование, он продолжал оставаться самоучкой и улавливал только короткие фрагменты традиционного обучения в моменты поддержания дружбы с человеком, которого вскоре оттолкнет.