Суперклей для разбитого сердца

Первой пожаловала лошадь, за ней проскользнула собака. Оказавшись во дворе, она сразу же начала лаять, так что Ваньке вновь пришлось опасно ухватить ее поперек живота и отправить в недолгий полет через забор. Мы с Зямой как раз успели войти и быстренько прикрыли за собой ворота, преграждая доступ на территорию ретивому песику.

Лошадь, не обращая на нас никакого внимания, уверенно протопала в темный угол двора и начала там смачно хрустеть и шумно хлюпать.

– Есть хочу! – некстати сообщил Зяма, громко сглотнув слюну.

– Нашел время думать о еде! – рассердилась я. – Затяни потуже ремешок, и пошли искать шкаф!

Зяма с сожалением посмотрел на свои оранжевые трусы, лишенные всякого ремня, и спросил:

– Ну, с чего начнем?

– Я вижу, тут много обособленных строений: дом, времянка, сарайчик, конюшня и так далее, – сообщил Горин, успевший внимательно осмотреться.

Причину его интереса к дощатым сооружениям различного назначения я поняла не сразу. Позднее выяснилось, что Ванька искал туалет.

– Предлагаю начать с дома! – Горин вопросительно посмотрел на меня.

– Не возражаю, – кивнула я, подумав, что сарайчики и конюшни редко меблируют антикварными шкафами.

– Дверь сломаем или как? – Зяма вновь напряг свои дизайнерские мускулы.

– Какой ты, Зямка, нудный! – посетовала я. – Заладил: сломаем да сломаем! Зачем ломать, если окошко открыто? Сейчас мы влезем в него и милым делом обойдемся без взлома!

Подавая пример своей команде, я решительно направилась к окошечку в обрамлении серых от времени резных наличников.

– Не раздави петунии! – заволновался любитель живой природы Горин.

Слово «петунии» было мне незнакомо, но звучало оно как-то неприятно, поэтому я на всякий случай приостановилась и внимательно посмотрела на сиротскую клумбочку под окном. Вся она помещалась в старой автомобильной покрышке.

– Питоны? – не по возрасту глуховатый Зяма подозрительно уставился на черную поверхность лысой резины, действительно похожей на кольцо свернувшейся змеи.

– Где змеи? – Горин тоже насторожился. – Я, ребята, змей жутко боюсь! Прошлым летом, в турпоходе, мы ночевали на поляне, и мне прямо в штаны заполз уж!

– И что? – заинтересовался Зяма.

В другое время я тоже с удовольствием послушала бы этот увлекательный эротический ужастик, но сейчас мне было не до того. Очень хотелось поставить точку в затянувшейся истории с «Хельгой» и отправиться домой, к маме, папе и горячему ужину.

– А ну, быстро полезли в окно! А не то я вас сама, без всяких питонов, передушу! – зашипела я, как настоящая змея.

Один за другим мы забрались в чужой дом и выстроились рядком на дощатом полу, покрытом самовязаными тряпичными половиками. Обстановка в жилище была, мягко говоря, скромная.

– Эстетика минимализма! – пробормотал Горин – дипломированный специалист по интерьерам.

Это было красивое определение слегка приукрашенной нищеты, которая предстала перед нашими глазами. Мебель в доме была древняя, времен царя Берендея, и, кажется, самодельная. На узкой высокой тумбочке, исцарапанной так, словно об нее драли когти многие поколения кошек, высился совершенно ископаемый ламповый телевизор – с подслеповатым экранчиком размером с ладонь и динамиком, закрытым пластмассовой решеточкой.

– Эпоха квадроченто! – сказал Зяма, с детским интересом таращась на допотопную радиолу.

Она действительно имела отчетливую квадратную форму. Я не сдержалась и хихикнула, вспомнив, как мой художественно образованный братец выбирал себе в мебельном салоне тахту. «Этот диван я не возьму, он совершенно брутальный! – приговаривал он, морща породистый нос. – А в этой софе слишком много экспрессии!» Продавец-консультант, следовавший за переборчивым покупателем по пятам, помалкивал и потихоньку записывал в маленький блокнотик Зямины комментарии. Наверное, потом он использовал эти тексты для рекламы брутального дивана и экспрессивной софы.

– Я вижу, «Хельги» здесь нет! – сказала я.

Это замечание оживило почтительно притихших дизайнеров, они стряхнули с себя оцепенение и быстренько пробежались по всем каморкам сумрачного домишки. «Хельги» действительно нигде не было, зато в кухне нашелся новехонький двухкамерный холодильник. Бок о бок с заляпанной жиром двухконфорочной газовой плитой на высоких чугунных ножках он смотрелся примерно так же, как я рядом с дураком и уродом Хомкиным – словно дивно прекрасное и немыслимо совершенное создание.

– Ага! – обрадованно вскричал Зяма, увидев самодовольно урчащий «Самсунг».

– Угу! – кивнула я.

А Горин молча открыл дверцу холодильного агрегата и пристально посмотрел на одинокую алюминиевую кастрюлю без крышки. Емкость была наполнена серой жижей, на поверхности которой островками белели крупные клочья пены.

– Кажется, это суп? – грустно спросил Зяма.

Вид и запах у кастрюльного содержимого был такой, словно в посудине постирали носки.

– Отставить разговоры о жратве! – распорядилась я, громкими словами заглушив голодное урчание в собственном желудке. – Продолжаем поиски нашего шкафа!