Суперклей для разбитого сердца

– Только не на ползучее марафонство! – испугалась любящая бабушка.

Остаток пути до калитки собственного дома она сокрушенно размышляла о том, что занятия спортом вовсе не так полезны для здоровья, как об этом принято говорить.

Тем временем приблизительно в трех километрах от дачного поселка Бурково в сторону города легкой побежкой марафонца – не ползучего, а двуногого прямоходящего – трусил симпатичный молодой человек в оригинальном нижнем белье. Трусы из натуральной ткани, на сто процентов состоящей из волокон конопли, были скроены буфами, наподобие штанишек инфантильного принца из старого отечественного кино про Золушку. Короткие пышно-складчатые панталоны были сочного оранжевого цвета, так что с расстояния в десяток-другой метров их запросто можно было принять за мутировавшую двудольную тыкву. На водителей проносящихся по шоссе транспортных средств тыквенные трусы производили сильнейшее впечатление. Бегуна то и дело приветствовали сигналами клаксонов, но он не обращал на это внимания.

Чудаком в оранжевом белье был Зяма. Свои менее броские парусиновые бермуды деревенского розлива он вынужденно пожертвовал велосипеду, который подло зажевал одну штанину цепью и ни в какую не соглашался расстаться со своей добычей. В результате этой стихийной смычки города и деревни – то есть современного велика и посконных штанов – Зяма остался и без транспортного средства, и без порток. Однако эта двойная утрата не остановила его. Сознавая свой долг перед родиной, семьей и злопамятным Пантюхиным, несгибаемый дизайнер продолжал преследовать отступающего противника пешим ходом.

Ефим Цигаркин, лицо без определенного места жительства и рода занятий, разминулся с бегущим Зямой на широкой пыльной обочине, чихнул и некоторое время задумчиво смотрел ему вслед, размышляя, куда катится мир. Жизненный опыт самого Цигаркина неопровержимо свидетельствовал, что мир стремительно и неостановимо катится в тартарары. Как лишнее доказательство этой гипотезы Ефим расценил явление ему молодого мужика, раздетого кем-то буквально до трусов.

– Почитай, до нитки обобрали! – поцокал языком Цигаркин, проводив убегающего за поворот Зяму сочувственным взором.

Не будучи ни дизайнером, ни эстетом, Ефим не мог оценить стоимость Зяминых эксклюзивных трусов из трикотажной конопли, однако он почувствовал легкий аромат дорогой мужской парфюмерии и понял, что тот или те, кто раскулачил этого парня, не остались внакладе. И тут же житейски мудрого Цигаркина осенила простая и ясная мысль: а неплохо бы заставить экспроприаторов поделиться неправедно нажитым имуществом с люмпен-пролетариатом в его лице!

Цигаркин перестал таращится в удаляющуюся спину предполагаемой жертвы грабежа, стряхнул с себя апатию и целеустремленно зашагал по следам, оставленным в придорожной пыли ногами Зямы, в противоположном направлении. Через некоторое время следы вильнули к лесополосе, где ошеломленный удачей Цигаркин нашел замечательный новый велосипед и не новые, но по-своему тоже замечательные парусиновые штаны – вроде тех, в каких щеголял герой кинокомедии «Веселые ребята».

В отличие от нервного и порывистого Зямы, Ефим проявил редкое терпение и, ломая нечистые ногти, расцепил штаны и велик.

Брюки он свернул и запасливо положил в большой пластиковый мешок, в котором нес по жизни весь свой нехитрый скарб. С великом было сложнее. Ефим почесал в немытом и нестриженом затылке, спугнув гнездящихся там насекомых. Ему очень хотелось лихо оседлать чудом обретенное транспортное средство и, эх, прокатиться, но он опасался привлечь к себе ненужное внимание. Новый красивый велосипед и замурзанный Цигаркин одна тысяча девятьсот пятьдесят седьмого года выпуска сочетались плохо. Ефим предчувствовал проблемы – и не ошибся.

Едва он упаковал сермяжные портки и вывел велик из лесополосы, как с дороги на пыльную обочину, стреляя из-под колес гравием, слетела синяя заграничная машина. В обращенное к Ефиму окошко с опущенным стеклом выглядывала пресердитая морда мужика, который ругательными словами приказал ему остановиться, пообещав в противном случае стрелять – и, как понял Ефим, отнюдь не гравием.

Тертый калач Цигаркин не раздумывал ни секунды. Матерный приказ сурового мужика он выполнил в точности наоборот: пригнулся и в полуприсяде пустился наутек. Велосипед Ефим взвалил на плечи, а пакет с барахлом бросил, рассчитывая вернуться за ним позже. Если, конечно, удасться остаться в живых!

Увидев жалкого вида оборванца, высунувшегося из шеренги придорожных тополей с приметным велосипедом, капитан Барабанов заорал Денису Кулебякину:

– Дэн, справа! – и без всякой паузы пугающе заревел в окошко:

– Стой, падла, а не то пришью на х…!