Суперканны

— Хорошо. Как Алиса… — Я сунул ему в руку несколько монет, шагнул мимо него в комнату и закрыл дверь. Пустую гостиную освещала обычная лампа, ее свет согревал груду палантинов, сваленных в кресло.

В воздухе висел грубый мужской запах — смесь пота и генитальных стероидов, безошибочный дух самца во время гона. На камине стояла бутылка «Лафроэга», и я решил, что страстный любовник подкреплял силы перед постельными подвигами. Ножки массивных часов купались в лужицах виски, тут же плавала захватанная программка фестиваля.

Из ванной доносился звук льющейся воды. Я прислушался, держась за дверную ручку, — застать Симону Делаж за стрижкой ногтей на ногах мне совсем не хотелось.

— Джейн?..

Она сидела на кафельном полу между ванной и биде — подбородок уперт в колени, левая рука ловит струю воды из крана. На ней был черный шелковый мужской халат, отпахнутая пола которого тенью лежала на белой плитке. Лицо у нее было спокойно, но на щеке все еще горел след пощечины. В чаше биде стояла кожаная сумочка, служившая Джейн докторским саквояжем в нерабочие часы. Ее ладонь прикрыла шприц, лежащий на фаянсовом бортике.

— Пол? — произнесла она, и губы ее задрожали. Она подняла подбородок, осмотрела мои глаза, потом рот, потом взяла мои руки, словно поэтапно воссоздавая узнаваемый образ мужа. Она, казалось, почти спала, и голос ее звучал невнятно. — Хорошо, что ты пришел. Я не знала…

— Я должен был прийти. Я тебя вычислил.

— Сегодня в Каннах столько вечеринок. Мы смотрели фильм «Эдем-Олимпии».

— Ну и как?

— Гнетущее впечатление. В Каннах все так счастливы, а фильмы делают гнетущие. Ты видел какой-нибудь?

— Один или два. Из внеконкурсной программы.

— Гнетущее впечатление?

— Очень. — Я сел на край ванны и закрутил кран. Показал на дверь. — Она?..

— Симона? Она спит в спальне. — Джейн запахнула халат, и ее детские плечики утонули в его черном шелке. — Ты отлично выглядишь, Пол. Мне нравится этот смокинг.

— С Дэвидова плеча. Вообще-то он мне мал.

Она кивнула и прикоснулась к моему рукаву:

— Он тебе идет. Носи его всегда.

— Это мне Франсес Баринг одолжила. Одному богу известно, зачем она его хранит.

— Чтобы не забыть Дэвида. Ведь он все еще повсюду, правда? — Она посмотрела в зеркало на стене и расправила волосы. — В этом доме слишком много зеркал. Скажи мне, Пол, как из них выбраться.

— Тебе никуда не нужно выбираться. Смотри на вещи не так серьезно. Уайльдер согласился со мной, что ты слишком много работаешь.

— Уайльдер с тобой во всем соглашается. Так он заставляет тебя делать то, что нужно ему. — Впервые с того дня, как мы решили остаться в Эдем-Олимпии, она улыбнулась мне по-настоящему нежно. — Дорогой мой Пол. Ты совершил здесь аварийную посадку и никак не можешь выбраться.

Я прислушался к грохоту рок-музыки — тупое, монотонное биение, как головная боль недельной выдержки. Странный запах ударил мне в ноздри.

— Джейн… А Цандер здесь был?

— Цандер? — Она закрыла глаза. — Почему ты спрашиваешь?

— Я видел его на террасе. Одеколон, которым он пользуется… я его почувствовал, когда вошел сюда.

— Ужасный, правда? Напоминает ему о Бейруте. — Она потрогала красное пятно на щеке. — Это не имеет значения, Пол. Здесь, на высоте Суперканн, ничто не имеет значения.

Я взял ее руку, холодную от воды из-под крана, и увидел, что запястье расцарапано, а между сухожилиями запеклась кровь.

— Это Цандер?

— Я упала. Цандер был сильно пьян. Он считает, что у него серьезные проблемы в «Эдем-Олимпии».

— Они хотят, чтобы он убрался. Он знает, где закопаны трупы, а они видели, как он затачивал лопату. Что он здесь делал?

— Ален организовал одну из своих маленьких игр. Но не сказал мне, что Цандер будет участвовать.

— И что случилось?

— Его затолкали в спальню и заперли дверь.

— А ты где была?

— В постели. — Джейн передернуло, и шелк халата пошел волнами. — Он был слишком уж пьян.

Я сел на пол и прикоснулся к ее разордевшейся щеке.

— Джейн, нам нужно уехать отсюда.

— Сейчас? — Она схватила свою сумочку, словно уцепилась за спасательный круг. — Я не могу, Пол. Я приняла лекарство.

— Опять диаморфин. Ты себя убьешь.

— Я в порядке. — Джейн сжала мою руку — врач, успокаивающий взволнованного родственника. — Я знаю, сколько можно. Вот для чего полезно медицинское образование. Всем врачам в клинике нужно что-нибудь, чтобы расслабляться…

— Давай сегодня соберемся и уедем в Лондон. Утром мы уже можем быть в Лионе. Джейн, мы слишком задержались в «Эдем-Олимпии».

— Я останусь, — говорила она сонным, но твердым голосом. — Я здесь по-настоящему счастлива. А ты — разве нет? Поговори с Уайльдером.

— Я уже говорил. Он внизу, смотрит свою порнуху.

— Счастливчик. А мне приходится возиться с какой-то бельгийской туфтой. Ален и Симона слишком уж целомудренны — в своем роде…

— Ты из-за них деградируешь.

— Я знаю. Поэтому-то я и стала хиппи — хотела узнать, смогу ли сладить с собой. Потом все эти халаты и грязные ноги начали доставать, вот я и пошла во врачи.

— Грязные ноги у тебя остались.