Супердиверсант Сталина. И один в поле воин

Когда времена года сравнивают с человеческой жизнью, то весну почему-то причисляют к юности. Нет, весна – это детство, сопливое, зареванное и обкаканное. Весна грязна, она только обещает урожай, готовится к цветению и росту, а порой любви становится по нужде, чтобы те же птахи успели поставить птенцов на крыло до осени.

Надо быть молодым и незатейливым, чтобы у тебя кружилась голова от терпкого запаха набухающих почек, первых клейких листочков, от испарений подтаявшей земли. А тем, которым девяносто лет, видится лишь то, что есть на самом деле – сырость да слякоть.

Весенняя палитра безрадостна и скучна – голая черная земля, нагие деревья, переплетающиеся влажные ветви, бурая полеглая трава, запакощенные сугробы в тени. Долбит капель, плещут лужи, рассекаемые колесами авто, плюхают и чавкают сапоги да боты, выдираясь из липкой грязи.

Судоплатов усмехнулся своим мыслям – точно, как дед. Хотя почему – как? Дед и есть. Это организму его еще и сорока нет, а душа скоро век разменяет. Ну, не скоро еще…

Павел незаметно вздохнул, глядя в окно на здание кремлевского Арсенала. Поскребышев за его спиной еле слышно переговаривался с полковником Логвиновым, всегда ходившим в штатском. В простенке между окнами стоял стол генерала Власика, ныне пустовавший, – начальник охраны отбыл по делам.

Оперевшись о подоконник, Судоплатов едва сдержался, чтобы не подышать на стекло. Так сколько ему?..

– Проходите, товарищ Судоплатов.

По-прежнему улыбаясь, Павел кивнул и вошел в комнату офицера охраны. Полковники Пономарев, Горбачев и Харитонов находились тут, напоминая добродушного с виду трехглавого Змея Горыныча. Именно что с виду – любому супостату дадут укорот.

– Здравствуйте, товарищи, – сказал Судоплатов и сдал трофейный «Вальтер».

Три головы разом кивнули: проходите.

Толкнув створку, Павел переступил порог сталинского кабинета.

Стены, обшитые высокими дубовыми панелями, длинный стол для заседаний, на стенах – портреты Ленина и Маркса, Суворова и Кутузова. В кабинете стояла тишина, перебиваемая отчетливым стуком маятника, отсчитывавшего секунды бытия.

Сталин сидел за столом, погруженный в чтение. Павел лишь мельком заметил листы серой бумаги, клейменные орлом, закогтившим свастику. Бросалась в глаза готическая вязь заголовков. Судоплатов ощутил легкий холодок, опознав творения Хмыря.

Он не испытывал страха, поскольку вранья в документах не имелось, да и Хмырь был настоящим мастером. Морозило чувство ответственности, но ему ли привыкать?

Приход визитера не остался незамеченным – закрыв папку, Иосиф Виссарионович поднялся из-за стола и вышел навстречу.

– Здравствуйте, товарищ Судоплатов.

– Здравия желаю, товарищ Верховный главнокомандующий.

– Эк вы, по-военному! – усмехнулся вождь.

– Вживаюсь в роль, товарищ Сталин, – наметил улыбку Павел.

Сталин кивнул и, усадив за стол Судоплатова, стал прохаживаться по кабинету – засиделся.

– Мы ознакомились с предоставленными вами документами, – неторопливо проговорил вождь, – и уже сделали выводы. Тут до вас было людно, целый взвод генералов и маршалов пожаловал. Мы постарались донести до них мнение противника, и многих проняло. Товарищи Тимошенко и Малиновский, на бездействие которых рассчитывали господа фон Бок, Паулюс и Клейст, поклялись, что не позволят врагу вести перегруппировку войск, готовясь к контрудару, а Юго-Западный фронт не будет наступать изолированно от Южного. Там много что говорилось, но это, полагаю, самое важное.

Судоплатов кивнул.

– Да, товарищ Сталин. Я не стратег, мне просто за державу обидно. Я не хочу, чтобы те ошибки, которые допускались нашими полководцами в прошлом году, повторились и в этом. Ныне ставки очень высоки, а хорошее взаимодействие отдельных подразделений и армий – это, по сути, единственное преимущество вермахта перед Красной Армией. Так не пора ли его лишить этого преимущества?

– Мы согласны с вами, товарищ Судоплатов, – кивнул Сталин. – Пора. Давно пора. Правда, товарищ Тимошенко поспорил с немцами, так сказать. Он утверждал, что действия противника будут исключительно оборонительными. Следовательно, боевые порядки дивизий эшелонировать не нужно, ни вторые эшелоны, ни резервы не потребуются.

– А что товарищ Тимошенко станет делать, когда немцы прорвут фронт и повалят к Волге? – немного резче, чем следовало, сказал Павел. – Глубина тактической обороны не превышает трех-четырех километров, на фронт протяженностью почти в двести верст построено всего одиннадцать километров проволочных заграждений! А немецкая операция «Фредерикус» как раз и предполагает нанесение контрудара! И что будет делать товарищ Тимошенко, когда танки Клейста ударят нам в тыл, отрежут пути отступления, окружат наши части? Застрелится? Так нам от того легче не станет!

Вождь весело хмыкнул.