Значительная часть нашей позитивной активности — в сфере морали, экономики или самоудовлетворения — зависит в большей степени от спонтанного оптимизма, чем от математического ожидания. Вероятно, большинство наших решений сделать что-то позитивное вызвано исключительно влиянием животного духа — спонтанного позыва к действию, — а вовсе не являются результатом взвешенного среднего количественных выгод, помноженного на количественную вероятность… Следовательно, если животный дух слабеет, а спонтанный оптимизм колеблется, оставляя нас на милость математического ожидания, предприимчивость также ослабеет и умрет — хотя страх перед потерями ничуть не более рационален, чем предшествовавшие ему надежды на прибыль… Индивидуальная инициатива может быть адекватной только тогда, когда рациональный расчет дополнен и подкреплен животным духом. Тогда мысли о неизбежных потерях, которые часто овладевают умами первопроходцев (ибо этому их и нас учит опыт), отбрасываются точно так же, как здоровый человек отбрасывает мысли о неизбежной смерти.
Ни одна из предсказанных катастроф не произойдет завтра. Кстати, тот же Кейнс сказал, что «в долгосрочной перспективе все мы умрем». Мы действовали в последовательности коротких периодов, а те, кто вглядывался в перспективу, делали это на свой страх и риск. У нас есть рынок, способный вместить в себя все услуги и все производство, так что нас, скорее всего, ждут еще многие часы веселой игры в замещение. Но если мы откажемся от «бескрайних равнин» нашей «ковбойской экономики», то новый сузившийся горизонт неизбежно повлияет на нашу способность верить в возможность безнаказанно экстраполировать и множить, в то, что те три горячие акции, о которых нам шепнули во время ланча, могут подняться с 5 до 100. Мы уже потеряли наших «ковбоев» — так я, бывало, называл некоторых сограждан, а если скукожатся и наши Бескрайние небеса, то нам придется отказаться от кое-каких фантазий. Но, в конце концов, фантазиями они всегда и были — так что, возможно, у нас найдутся другие источники энергии, чтобы и дальше вращать колеса.
Разобравшись таким (несколько вольным) образом с духом капитализма, давайте посмотрим, что делать с Протестантской этикой. Эта фраза определяет бережливость и предприимчивость, отсрочивание удовольствий и упорный труд как понятия, одобренные самим Господом Богом. Такая этика идет рука об руку с пуританским характером, мрачноватым и безрадостным взглядом на жизнь. Этика эта удачно описана в конфиденциальной записке менеджера компании Ford, где он жалуется на то, что она исчезает: «Традиционная трудовая этика, исходящая из того, что упорный труд — это и добродетель, и долг, разрушается все больше и больше». (Вы уже видели зерна этого конфликта, потому что если Доблестный Принц в Pink Elephant говорит: «Я не собираюсь надрываться ради кого-то. Я не делаю этого… даже ради себя», — то можно с достаточной уверенностью предположить: он уже не верит в то, что «упорный труд — это и добродетель, и долг».)