Сундук с проклятием. Чаша из склепа (сборник)

Алина уже хотела начать перебирать вещи, находящиеся в сундуке, но ее отвлекла мама, крайне недовольная тем, что дочь не только не убрала за собой, но и зачем-то отправилась на чердак в одной ночной рубашке, несмотря на прохладное утро. Только тут девочка поняла, что действительно замерзла, и, подумав о том, что ночные хождения в таком виде могут довести до простуды, побежала переодеваться, вытирать лужу и подбирать осколки. Про очередное проявление лунатизма же она пока решила не говорить. Очень уж не хотелось волновать родителей. Да и визит к невропатологу, который, скорее всего, ожидал бы ее после этого, Алину не прельщал.

После завтрака девочка некоторое время колебалась между вышивкой и прогулкой и сделала выбор в пользу второй, убедив себя, что нужно немного проветриться после пребывания на пыльном чердаке. Она с сожалением вынесла ландыши, реанимировать которые было уже невозможно, и чуть не столкнулась с Пашкой, с мрачным видом шагавшим по улице. С его угрюмой физиономией резко контрастировал небольшой букет из цветов довольно веселенькой расцветки, названия которых Алина не знала.

– Привет! – он резко остановился, по инерции слегка качнувшись вперед. В том, что мальчик рад встрече, сомнений не оставалось, однако ясно было и то, что его что-то печалит и даже гнетет.

– Привет! – отозвалась Алина. Она сначала хотела осведомиться о причине его мрачности, но вместо этого вдруг похвалила цветы: – Красивый букет! Даже симпатичнее вчерашнего.

– Красивый… – вздохнул Пашка, даже не глядя на предмет разговора. Потом опять вздохнул и добавил: – Только это не тебе… Вот…

– Понятно! – Алина, готовая уже протянуть руку и благосклонно принять подношение, сделалась пунцовой. Она почувствовала себя так, словно ее ударили или окатили холодной водой. – Ну что ж, Павел…

– Я тебе потом другой нарву, вот, – торопливо принялся объяснять Пашка, испугавшийся, что девочка сейчас уйдет. – А этот…

– Так ты здесь всем цветы даришь? – саркастически осведомилась Алина. Сначала она действительно хотела уйти, но потом решила немного помучить разочаровавшего ее собеседника.

– Эти цветы для Егоровны… – тихо произнес Пашка, глядя в землю.

– Для кого?! – удивленно переспросила девочка, ожидавшая чего угодно, но только не этого.

– Для Егоровны, – грустно повторил Пашка. – Она ночью померла, вот… Ну я и подумал, надо цветочков принести. Соседи все-таки… Вот…

– Понятно… – протянула Алина, не знавшая, как реагировать на это печальное сообщение. Она вдруг подумала, что в случае смерти кого-нибудь из городских соседей едва ли озаботилась бы чем-то подобным. – Эта та старушка, которая меня на той неделе почему-то испугалась?

– Она, – кивнул Пашка. – У нее в последнее время совсем с головой плохо стало. Всю неделю твердила, что смерть ее идет… Вот… Вышло, что и вправду… – он шмыгнул носом. Похоже, кончину пожилой женщины мальчик принял очень близко к сердцу.

– Ну ладно, иди туда. Не буду тебя задерживать, – грустно произнесла девочка.

Пашка ничего не ответил, только кивнул и быстро зашагал по деревенской улице. Алина же, настроение которой оказалось безнадежно испорченным, вернулась в дом и села за вышивку. Ее мысли периодически возвращались к испуганной старушке, лицо которой всего за одну короткую встречу прочно врезалось ей в память. Девочка думала о том, не стала ли она косвенной причиной, ускорившей ее смерть. Сильный испуг в таком возрасте плюс какие-то фантазии, возникающие в нездоровой психике… Алина старалась отгонять от себя эти мысли, но они, как назойливые мухи, возвращались к ней весь день, даже тогда, когда вся семья уже ехала в Москву…

Глава 5 Алина или Акулина?

Потянулась обычная школьная неделя, состоящая из уроков, домашних заданий и встреч с подругами. Такое привычное течение событий на сей раз отчего-то угнетало Алину. Ей очень хотелось поскорее вырваться в деревенский дом. В городской квартире же ей было тесно и душно. Единственное, что по-настоящему радовало девочку, была вышивка, которой она и посвящала практически все свободное время.

Работа над вышивкой продвигалась и ночью, причем Алина уже перестала придавать этому большое значение, смирившись с такими странностями. Может, она бы и занялась своим лунатизмом, если бы делала что-то предосудительное. Но ведь речь шла всего лишь о вышивке. К тому же ночная ее часть получалась настолько здорово, что отказаться от приписывания себе такой прекрасной работы просто не было сил. Маму же она успокоила, соврав, что это больше не повторяется.