Сундук мертвеца

Кратчайший миг, но Карабас успел понять, что Тораборский Король владеет силами, превосходящими способности психократов. Разум великого старца был твёрд, как гранит, холоден, как лёд, и замкнут, как мир. Бар Раббасу показалось, что он пойман, зажат меж зеркал, повторяющих облик друг друга в бесконечном ряду отражений — в тесной, давящей вечности, чьи ледяные пальцы сомкнулись на висках.

— Карабас даль ам' героль, — других слов не стало.

— Хорошо, — давление в висках исчезло. — Ещё что-то?

— Да. Инструкции на случай неудачи.

— Никаких инструкций. Случай неудачи нас не интересует.

ПРОЛОГ НА НЕБЕ

28 сентября 312-го года о. Х. Поздний вечер.

Воздушное пространство бывшей Южной Европы. — Страна Дураков, пустоши.

ИНФОРМАЦИЯ К РАЗМЫШЛЕНИЮ

Тайная Канцелярия Его Величества Тораборского Короля.

Личное дело 5.01714.152, сокращённо

ФАКТИЧЕСКИЙ ВОЗРАСТ: 41 год

БИОЛОГИЧЕСКИЙ ВОЗРАСТ: 41 год

ПОЛ: мужчина (в н/в)

ПРАВОВОЙ СТАТУС: подданный Его Величества

ОСНОВА: манул

МОДЕЛЬ: Электрический Кот, 4-я модификация

ОСОБЫЕ СПОСОБНОСТИ: гайзер (дальновидящий) 1-й категории, два лазера c тесла-накачкой (520 нм)

НЕДОСТАТКИ: анабаптист

ЛИЧНОЕ ИМЯ: Базилио

КЛИЧКА: Баз

Недалеко — где-то в паре километров — бушевала гроза. Тучи смотрелись огромными кусками серой ваты, прошитыми паутиной разрядов. Сеть молний пульсировала величественно и беззвучно.

— Штаники сыми, дусик, — предложил Арлекин, прижимаясь к Пьеро сзади и гладя его бёдра. Пьеро не отреагировал — он вспоминал строки Лотреамона о витринах магазинов на улице Вивиен и в который раз силился понять, что такое «витрина»[9].

Равнодушный ко всему Кенни в потёртой парке с капюшоном — он её никогда не снимал — сидел на корточках в углу и подрёмывал. От него пованивало несвежим тряпьём, высохшим потом и застарелым унынием. Пьеро ощущал его ауру — тускло-оранжевую, сдувщуюся, какую-то даже слежавшуюся, как давно не расправлявшееся бельё — как продолжение его запаха. «Не жилец» — почему-то подумал он, и внезапно ощутил холодный ток вверх по позвоночнику. Дар пробудился, Дар показался — впервые за все эти дни, заполненные мучительным смятением чувств и айс-дефолтами с их долгой адреналиновой тоской.

Пьеро смотрел на Кенни и видел — чем-то вроде седалища души, — почерневший капюшон в траве. В нём, как ядрышко в скорлупке, белел череп. Левую глазницу пронзал ствол борщевика, туго налитой дурным соком, прущий вверх, в небеса — слепые, неблагодарные.

В небе что-то замкнуло так, что всё осветлилось мерцающим судорожно сиянием. Небо треснуло огромной коленчатой молнией, так что Пьеро послышался отдалённый грохот крошащегося воздуха. Он прижался к иллюминатору, расплющивая бледное, томное лицо о суровый пластик.

Почему обожествлялась молния? — подумалось ему. Почему молния — бог? Потому что в ней сила. Бог силён. Остальное неважно.

— Бог силён, Мальвина, — пролепетал он, как бы не замечая руки Арлекина, торопливо шарящей у него в панталонах.

Задремавший было Карабас недовольно пошевелился в кресле: разбудившая его мысль Пьеро показалась ему неглубокой, а приставания маленького педрилки — пошленькими. Он сосредоточился и мысленно ущипнул Арлекина за простату.

— С-скобейда! — ненавидяще прошипел Арлекин, от неожиданной боли сложившись пополам, как перочинный нож.

Карабас с усилием вытащил своё сознание из чужого. Сконцентрировался на себе. Немного посидел с закрытыми глазами, давая вернуться естественному зрению. Осторожно поднял тяжёлые, набрякшие синевой веки. Стены каюты, качнувшись, встали на место, тёмно-красная обивка зло сверкнула мелким золотым узором. Потом включился звук — в туалетной кабине капала вода из подтекающего крана, гудели двигатели, наверху что-то потрескивало и шуршало: гондола дирижабля слегка шевелилась в мягкой подвеске. Откуда-то доносилась музыка: Мальвина завела патефон. Карабас прислушался — и узнал заветное песнопенье Ночных Снайперов «Кошка хочет курить».

Раввин улыбнулся. Потянулся к сигаре, медленно засыпающей в пепельнице, сунул её в рот. Сигара проснулась, ожила, сладкий дым протёк сквозь скрученные листья, протянулся во рту, оставляя привкус мела и засохшей молочной пенки, и заклубился, наконец, в носоглотке. Бар Раббас немного подержал дым во рту, потом, улыбнувшись, послал это ощущение Арлекину — в качестве насмешливого извинения за вмешательство в личную жизнь.