Через пару минут служители выволокли за ноги тело проигравшегося. То был довольно представительный – даже в агонии – кукен-кракен в чёрной жилетке. Судя по посиневшим чревососьям, он или умирал, или уже. За ним тянулась вяло поблёскивающая часовая цепочка. Тянулась, впрочем, недолго – из-за столика, где играли в макао, молниеносно вынырнула чья-то когтистая нога, наступила на цепочку и дёрнула. Часы выскочили рыбкой и тут же пропали, как и не было их. Все сделали вид, что сделали вид. В конце концов, в казино ходили ещё и затем, чтобы отдохнуть от установленного порядка.
Попандопулос тоже воспользовался неожиданной паузой: перетасовал свои карты и прокашлялся, деликатно прикрыв пасть пястью. В результате чего место совершенно ненужного туза заняла заначенная в самом начале игры семёрка – правда, малость обслюнявленная. Был, конечно, шанс, что жук её запомнил. Насчёт остальных козёл не беспокоился – всё своё внимание и душевные силы они уже потратили друг на друга.
Однако Септимию не повезло: против его пятёрки на червях, которую он считал убийственной, жук выставил старший флеш. Более того, по жучиным глазам Попандопулос понял: тот что-то заметил. С трудом сдерживаясь, чтобы не достать меч, он вышел из игры в крупном минусе. «Хакамада» издевательски сверкнула вслед.
Потом он потратил полчаса на скучный розыгрыш в перформанс. Перформансисты его тоже пытались ломать – точнее, мозгоклювить. Но гвоздь в голове атаку выдержал, и из-за этого стола козёл встал в заметном плюсе.
Пора было прерваться на выпивку и общение.
У стойки – её подсвечивали изящные бронзовые рожки – кучковались завсегдатаи. Некоторых козёл знал, остальные знали его. Тут же рядом образовались две девушки-мандалайки, одна мраморного окраса, другая игреневая. Мужского интереса у Септимия они не вызывали, но реноме надо было поддерживать, так что он заказал им шампанского с ликёром и какие-то канапешки по непомерной цене. Девушки закрутили хвостами и зачирикали что-то бессмысленно-весёлое. Козёл почувствовал в голове что-то вроде щекотки и напрягся.
Внезапно он заметил покаянца. Тот рассекал толпу, направляясь к нему. На этот раз был без цилиндра, но в синем берете с пером, придававшим ему вид лихой и придурковатый.
– Доброго вам вечера, герр Септимиус, – приблизившись, начал он без предисловий, – надеюсь, вы не забыли расписку?
– Со мной, – тем же тоном ответил козёл.
– В таком случае – не будете ли вы столь любезны уделить немного внимания нашим делам? У меня очень мало времени, – извиняющимся тоном сказал покаянец. – Нужно до полуночи выплатить штраф.
Попандопулос понимающе мемекнул. Он уже знал, что невыплата штрафа в положенный срок считается прямым вызовом установленным порядкам и карается неотвратимо, жестоко и изобретательно. Однако козёл не мог себе вообразить, как это вдруг почтеннейший мутант нарушил установленный порядок.
– Штраф? С вас? Не ожидал, – признался он.
Это было искренне, и покаянец искренность почувствовал и оценил: нижняя лицевая щель обмякла, самодовольно шевельнулись подхрустники.
– Не думайте обо мне слишком дурно, герр Септимиус, – сказал он. – Понимаете, у меня был хороший секс, я расслабился… и принялся насвистывать наш гимн. Сам не знаю, как так вышло.
Козёл догадался, что секс был с той самой мандалайкой и донесла на покаянца она же.
– Надо контролировать себя в любых ситуациях, – поделился козёл обычной бибердорфской мудростью и удостоился самой вежливой из улыбок верхней лицевой щелью.
– Зайдём в музей, там тихо, – предложил покаянец.
Музей, однако, оказался закрыт на переучёт. Козёл огорчился – ему хотелось заодно посмотреть выставленные там диковинки. Контрагенты решили занять ломберный столик в уголке и быстренько договориться.
Сели. Септимий достал расписку, мутант – свои сокровища. «Хакамада» оказалась не такой уж крупной и к тому же изрядно потёртой, зато имелись «пастернак» и «глазупесь». После жёсткой, но недолгой торговли эти два артефакта ушли за расписку и двести двадцать соверенов сверху. Септимий при этом понимал, что ему ещё повезло.
Однако напоследок покаянец выкинул сюрприз. Как бы колеблясь, с печальным видом он достал из левой протожабры, заменяющей ему жилетный карман, крохотный хрустальный пузырёк. Жидкость на дне козёл узнал сразу, хотя видел всего раз в жизни: это опалесцирующее свечение было трудно с чем-то спутать.
– «Молочко комсомолки»? – спросил он, чувствуя, как от жадности пересохло во рту. – У меня таких денег нет, – сразу сказал он.
Это была правда: за каждую каплю этой жидкости просили от пяти тысяч золотых.
– Нет, это не на продажу, – объяснил покаянец. – Но, видите ли… мне ужасно хочется отыграться. Вы не расположены тратить время, я тоже занят. Поэтому давайте сыграем в шмон, это быстро. Каждый ставит всё, что у него есть, целиком и полностью. Пойдёт? – он заглянул козлу в глаза.
Козёл задумался. «Молочко» манило, но риск был слишком велик. Потом он вспомнил про открытую кредитную линию.
– Если я проиграю, вы дадите мне шанс отыграться, – поставил козёл условие.