– А я уже пришла.
Ловко высвободившись, я направилась к парадной. Но он успел ухватить меня за локоть. Спросил с надеждой и непривычным упрямством:
– Угостишь кофе?
Пять из десяти девушек ответили бы решительное «да». Еще трое первыми пригласили бы его остаться на ночь, а то и на всю жизнь. Девятая непременно бы сбежала с перепугу и потом до утра не спала, сожалея об оплошности. Оно и понятно – Никитин жених завидный. Высок, плечист, голубоглаз и светловолос. Атлет с мозгами ботаника. Неплохое чувство юмора. Теперь еще и богат.
Однако мне выпало быть той самой, что откажет ему, ибо не желает терять друга. И, что важнее, единомышленника.
Я запечатлела на его щеке быстрый дружеский поцелуй и, ловко вывернувшись, сказала с улыбкой:
– В другой раз. До связи!
Удерживать он меня не стал. И это правильно, я бы не оценила. Но у самой двери парадной окликнул:
– Сара…
Я обернулась, смотря вопросительно. Никитин улыбнулся непривычно нежно.
– Я не намерен отступать.
Скрывшись в парадной, я через две ступеньки поднялась на пятый этаж. Странно, у самого порога квартиры, меня всегда охватывала некоторая робость после долгого отсутствия. Я прекрасно понимала, что за бережно отреставрированной дверью меня никто не ждет. Разве что призраки прошлого моей семьи. И это навевало странные мысли, чувства.
Замок бесшумно и мягко открылся, я потянула на себя тяжелую дубовую дверь с искусной резьбой по всей поверхности. Она была ровесницей дома. Свидетельницей двух мировых войн, революции, блокады, беспредела девяностых. Реставраторы немало с ней намаялись, снимая слои отвратительной масленой краски и вековой грязи. Но результат стоил их трудов.
Года три назад в нашей парадной расселили последнюю коммуналку. Соседи скинулись и сообща наняли рабочих и реставраторов для восстановления былого величия. Несколько месяцев кропотливой роботы спустя были восстановлены витражи на всех этажах, реконструирована дивная решетка французского лифта. Засияли серым мрамором стены, пол и фальш-камин на первом этаже. Дубовые входные двери квартир сохранились не у всех. Где-то они были заменены на уродливых железных монстров, где-то уничтожены варварским отношением бывших хозяев. Нам повезло.
Не смотря на все неурядицы парадная засияла. Пусть и не так, как во времена имперского Петербурга, но все же ярко и лучезарно. К гордости соседа с третьего этажа, которому и принадлежат все лавры и хлопоты по восстановлению, результат его трудов приезжали снимать даже телевизионщики. Жильцы оставшихся двух парадных последовали нашему примеру. Так наш дом, хоть и был закрыт для чужих, попал во все туристические путеводители.
Однако сейчас я даже не вспомнила об этом. Все мысли были о другом, окружающее великолепие осталось мною нещадно проигнорировано.
Бросив сумку в кресло, я скинула балетки и прошлась по комнатам, открывая окна. Свежий воздух ворвался в помещение, наполняя его ароматами летнего парка, остывающей от дневной жары набережной и Невы.
Дважды в месяц приходила домработница с небольшой уборкой, что позволяло держать квартиру в полном порядке постоянно. Всегда готовой к приему разбросанных по миру членов семьи. Но все же свежести в закрытом помещении не хватало и, несмотря на вечернюю прохладу, я не закрывала окна.
Заварив чай покрепче, я вышла на балкон. Погода стояла безветренная, воды Невы тихи и спокойны. Надеюсь, эта ночь пройдет точно также.
С удовольствием отметив, что Никитин не топтался под окнами (не удивлюсь, если он уже мчался в такси к очередной подружке), я постаралась сосредоточиться на грядущем. Меня не мучили ни страх, ни тревога. Но раз за разом обдумывая свои шаги, я пыталась найти уязвимое место в тщательно сконструированном плане, предугадать возможные неожиданности.
Помыв чашку, я поставила ее на полку. Машинально выровняла ее по отношению к другим, дабы не нарушать идеальную линию. Бабушка не любила беспорядок на кухне. Вспомнив о ней, я тепло улыбнулась. Когда все закончится, поеду навестить семейство. Почти месяц не виделись. Так не годится.
Квартиру в Петроградском районе с видом на Неву получил еще мой прадедушка, он был ученым, физиком. Судьба его била и ласкала одинаково щедро. Он на себе испытал жестокость и щедрость Сталинской эпохи. Дошел до Берлина, вернулся к семье, из которой во время Блокады выжили лишь жена и старший сын, мой дед, Павел.
Моя прабабушка пережила осаду города от первого до последнего дня. Похоронила всех взрослых членов семьи, двоих детей. Приютила, а потом и удочерила пятилетнюю дочь соседей.
Малышка Роза Гольден была младше моего деда на два года. Ее отец вместе с моим прадедом работали в университете, только на разных факультетах. Дружили семьями, вопреки всем бедам и запретам. К началу войны некогда большая семья Гольден оказалась практически полностью истреблена. Кто-то сгинул в лагерях и застенках, кто-то на фронтах Первой мировой и Гражданской. Вторая мировая и Блокада окончательно уничтожила семью. Отец Розы не вернулся с фронта. Ее мама скончалась от голода, до последнего вздоха согревая дочь.