Сундук истории

Впрочем, даже тогда новую для страны промышленность было трудно развивать, если где-то поблизости она уже действовала в полную силу. Ибо создание с нуля и освоение созданных мощностей требуют немалых затрат, а их не окупить, если рыночная цена определяется уже существующим производством, давно возместившим все вложения в его создание и ныне прибыльным даже при минимальном валовом доходе.

Председатель палаты общин британского парламента сидит на мешке с шерстью — древнем символе богатства Англии, нажитого экспортом руна тамошних овец. Дабы их стало больше, короли Генри VII Эдмундович и Генри VIII Генрич Тьюдоры приняли даже серию законов, позволивших землевладельцам огородить под пастбища общинные земли. Но расцвет английской экономики начался с запрета на экспорт шерсти. Нидерландские прядильщики и ткачи остались без работы, зато в Англии соответствующие производства росли как грибы — благо крестьяне, разорённые огораживанием, под угрозой голодной смерти или сурового наказания за бродяжничество были готовы работать за вознаграждение, какое ещё недавно стыдно было подать как милостыню. Да и впоследствии каждую новую отрасль английской промышленности заботливо ограждали законами. Только обретя наивысшую в тогдашнем мире производственную мощь, англичане стали пропагандировать свободу торговли.

Прислушались к ним далеко не все. По другую сторону Рукава (la Manche) министр финансов Жан-Батист Николаевич Кольбер выращивал французскую промышленность всей мощью государства: от ограничений импорта и субсидий до создания казённых мануфактур. Только век спустя его преемник Анн Робер Жак Мишель-Этьенович Тюрго, спросив окрепших промышленников, чем помочь им, услыхал в ответ: laissez faire — позвольте действовать (то есть не вмешивайтесь в наши дела — и этого хватит).

На протяжении большей части XIX века промышленность бесчисленных германских государств также росла под надёжной защитой. В 1830-е годы Даниэль Фридрих Йоханнович Лист создал даже теорию протекционизма. В 1870-м почти все немецкие капли, кроме Австрии, слились в империю, и её таможенная политика ещё ужесточилась, ограничивая импорт при поощрении экспорта.

Российский протекционистский таможенный тариф 1891-го года разработали совместно министр финансов Сергей Юльевич Витге и выдающийся (в том числе и по целостной многогранности интересов) учёный Дмитрий Иванович Менделеев. Тариф принудил западноевропейских промышленников создавать производства в нашей стране. Что соответствовало взглядам Менделеева: тот считал несправедливым разделение добычи и переработки сырья, полагал иностранные инвестиции эффективным средством накопления собственного капитала ради последующего вытеснения им иностранных вложений, доказывал моральную и экономическую ущербность финансовых спекуляций по сравнению с производством.[194]

При сравнительно недавнем экономическом буме, когда востребовалось едва ли не всё производимое, свобода торговли мало препятствовала созданию новых производств и даже целых отраслей, способных конкурировать с уже существующими в других странах. Но даже тогда, скажем, мировые автомобильные успехи Японии, а потом и Южной Кореи в немалой степени порождены закрытостью их внутреннего рынка.

Нынче же у нас кризис. Да и до него благополучие царило далеко не на всех направлениях. Так, всю мировую потребность в дальних пассажирских самолётах большой и средней вместимости легко удовлетворяют всего двое производителей: американский Boeing и европейский Airbus. Трудно сказать, в какой мере разорение постсоветского авиастроения вызвано их усилиями. Но ясно: они предпочтут поставлять нам свою продукцию на самых льготных условиях, лишь бы наши КБ и заводы не попытались возродиться и конкурировать с ними.

До вступления в ВТО можно договориться о защите нескольких существующих отраслей, но только на считаные годы. А уж о развитии у себя чего-то нового и думать не приходится. Существуй нынешняя ВТО полувеком раньше — не пришлось бы нам спорить, японские или германские автомобили лучше: рынок был бы поделён между французской продукцией для экономных, британской для желающих выделиться и американской для всех остальных.

Вступление России в ВТО гарантирует невозможность рывков, сопоставимых не то что с советской, но даже с виттевской индустриализацией. Может быть, как раз потому нас туда так усиленно заманивают?

Кто заплатит за конкуренцию [195]

Наверное, каждый бизнесмен мечтает стать в своём деле монополистом. Мало кому неохота действовать без оглядки на конкурентов, дышащих в затылок, да ещё и драть с клиентуры всё, что она в состоянии выложить.

Зато сама клиентура от этой перспективы не в восторге. Не зря уже более сотни лет — по меньшей мере со времён президента Теодора Рузвелта[196] — активно применяются и постоянно совершенствуются антимонопольные законы.