Внутренний же рынок России недостаточен, чтобы новые разработки окупались. По моим оценкам, для этого нам сейчас нужен рынок с населением не менее двухсот миллионов человек. То есть Единое экономическое пространство (ЕЭП), включающее по меньшей мере Белоруссию, Казахстан, Украину и остальную Россию. Пока оно не создано, стимула к развитию промышленности (и собственному потреблению своего сырья) не возникнет.
К концу 2011-го в погоне за сырьём к нам придут все, кто дальше нас продвинется на выход из кризиса. И постараются продлить сырьевую халяву.
Есть у нас и ещё один дешёвый в нынешних условиях вид сырья — рабочая сила. В отсутствие промышленности она не востребована. Квалификация же немалой её части, унаследованной от СССР или воспитанной в первые постсоветские годы, когда промышленность ещё жила, достаточна даже для самых взыскательных зарубежных работодателей.
Правда, её запас исчерпается довольно скоро. Ведь для поддержания дешевизны нашего сырья мало убить промышленность. Надо ещё предотвратить её возрождение. А для этого — уничтожить систему развития наших умов. Что в какой-то мере уже сделано.[184] Но и неквалифицированная рабочая сила дефицитна, когда собственные граждане загружены чем-то повыгоднее. О чём непрестанно напоминают нам таджикские дворники и молдавские строители у нас, галицкие сиделки в Польше, польские сантехники во Франции… Так что если встанет выбор между утратой образования и восстановлением производства — понятно, что выберут все наши потенциальные партнёры.
Итак, если мы не опередим других на пути из кризиса, то уже через год весь мировой рынок всею своею мощью будет добиваться, чтобы на всей постсоветской территории не осталось никакой промышленности сверх приведения сырья к виду, удобному для транспортировки, и никакой науки сверх умения считать до ста. И продлится такое состояние по меньшей мере до очередной Великой депрессии — то есть два-три поколения.
Техническая часть создания ЕЭП — подготовка и ратификация соглашений — потребует в лучшем случае полгода. Ещё примерно столько же нужно, чтобы промышленность почувствовала вкус большого единого рынка и двинулась на его освоение. Даже в лучшем случае мы обгоним конкурентов на считаные месяцы. Решать надо немедленно.
Недострой по переплану[185](*)
Один из популярнейших упрёков по адресу советской власти — непрерывно растущее при ней изобилие незавершённых строек. К концу эпохи общий объём их соответствовал нескольким годам напряжённой работы всего строительного комплекса страны. Тем не менее то и дело закладывались новые промышленные и жилищные фундаменты.
Система финансирования строительных работ в последние советские десятилетия поощряла работы нулевого цикла — котлован, фундамент… Трудозатраты там сравнительно невелики: работает в основном техника, управляемая минимальным числом сотрудников. Зато формальный объём работ, исчисляемый кубометрами земляных и бетонных работ, составляет львиную долю всей стройки. Отделочные же работы, в значительной степени ручные, оплачивались сравнительно скромно.
Да и украсть цемент из фундамента проще, чем из стен. Особенно если стены — с завода железобетонных изделий, где учёт куда прозрачнее, чем на самой стройке. Как влияют на планирование подобные неофициальные стимулы?
Но система оплаты строительных работ не раз пересматривалась. Незавершённые же стройки — притча во языцех с самого начала советской индустриализации. Фундаменты и тогда закладывались фантастически быстро: так, роман Валентина Петровича Катаева «Время, вперёд!» (вскоре название стало популярнейшим лозунгом[186]) посвящён технологическому (и идеологическому) процессу достижения рекордной скорости бетонирования фундамента на Магнитогорском металлургическом комбинате. Но монтаж механизмов на новых фундаментах шёл заметно мед леннее. А уж освоение готовых заводов растягивалось непомерно. Скажем, Сталинградский тракторный выходил на проектную мощность немногим быстрее, чем строился: он приемлемо заработал года через два-три после официального пуска.