Сумма технологии

Что же касается рецептов типа «развивающегося яйца», то они хорошо знакомы современной математике и физике.

Вывод

Если постулат, третий постулат самого же Лема, о сохранении человеком разумности будет выполнен, то человек будет стремиться к объяснению, к дискурсивным теориям, хотя дать определение дискурсивности еще труднее, чем решить проблему значения.

Такова наша позиция!

Два типа языков

Аналогично двум «типам» теорий Лем вводит в рассмотрение два типа языков. Это – дискурсивный (мыслительный) язык и операциональный язык (язык действий). Было бы удивительно, если бы Лем вдруг «предпочел» дискурсивные языки. Если бы он стал обсуждать способы «повышения дискурсивности». А здесь есть что обсуждать!

Лем, разумеется, верен себе. Операционный язык – хорошо, мыслительный – плохо!

Мы не станем разбирать всю аргументацию автора в связи с языком; это было бы повторением. Мы разъясним лишь два понятия, к которым он прибегает, – понятие монады по Г. В. Лейбницу и понятие синтетического априорного суждения по И. Канту.

Лейбниц и субстанция. «Коконы души»

Термин «субстанция» в истории философии обычно служил для обозначения неизменной первоосновы всего сущего, бытие которой постулировалось. Есть меняющиеся состояния и свойства, а в противоположность им – говорили философы – неизменная первооснова – субстанция. Некоторые философы считали, что такая субстанция – одна, другие – что их две или три. Иные же считали, что таких субстанций много или даже бесконечно много. Эти воззрения получили названия монизма, дуализма и плюрализма.

Плюралистом и был как раз Лейбниц, он верил, что число субстанций бесконечно. А свои субстанции называл «монадами». Вдобавок он считал, что монады не обладают протяженностью, что это, так сказать, метафизические точки. (Мы используем доступное сравнение с материальными точками механики.) Монады были к тому же «простыми». Их единственным атрибутом являлось мышление (тогда как единственным атрибутом материальной точки является ее масса). И, наконец, монады не взаимодействовали друг с другом: Лейбниц говорил, что они «не имеют окон».

Короче, это были эдакие «коконы души», «дифференциалы духа». Но даже и без окон каждая монада обладала способностью отражать всю Вселенную.

Этот образ и привлекает Ст. Лем, чтобы проиллюстрировать чисто мыслительный (скверный!) язык.

За цитатой читатель может обратиться к тексту автора.

Рассел о Канте

Второе понятие, которое мы разъясним, это понятие синтетического априорного суждения по И. Канту (1724-1804). Мы процитируем с некоторыми сокращениями Б. Рассела[180]:

«Наиболее важной книгой Канта является “Критика чистого разума...” Цель этой работы состоит в том, чтобы доказать, что хотя никакое наше знание не может выйти за пределы опыта, тем не менее оно частично априорно и не выводится индуктивно из опыта. Априорная часть нашего знания охватывает, согласно Канту, не только логику, но многое такое, что не может быть включено в логику или выведено из нее. Он выделяет два различения, которые у Лейбница смешаны. С одной стороны, существует различие между “аналитическими” и “синтетическими” суждениями, с другой стороны – различие между “априорными” и “эмпирическими” суждениями...»

«Аналитическое» суждение – это такое суждение, в котором предикат является частью субъекта. Например, «высокий человек есть человек» или «равносторонний треугольник есть треугольник». Все такие суждения следуют из закона противоречия: утверждать, что высокий человек не есть человек, было бы внутренне противоречиво. «Синтетическое» суждение – это такое суждение, которое не является аналитическим. Все суждения, которые мы знаем только благодаря опыту, являются синтетическими. Мы не можем просто путем анализа понятий открыть такие истины, как «вторник был дождливый день» или «Наполеон был великим полководцем». Но Кант в отличие от Лейбница и всех других предшествовавших ему философов не допускает обратного, т.е. того, что все синтетические суждения известны только благодаря опыту. Это приводит нас ко второму из вышеуказанных различий.

«Эмпирическое» суждение – это суждение, которое мы не можем знать, кроме как с помощью чувственного восприятия, либо нашего собственного, либо чувственного восприятия тех, чье словесное свидетельство мы принимаем. Факты истории и географии относятся к этому типу; такими же являются законы науки – всякий раз наше знание их истины зависит от данных наблюдения. «Априорные» суждения, с другой стороны, являются такими, которые, хотя они и могут быть извлечены из опыта, когда они известны, имеют, по-видимому, другую основу, чем опыт.