Сумма технологии

Так создается омонимия – одно и то же имя может иметь разные денотаты и выражать разный смысл. Это не очень мешает космонавтам, ведь в разговоре каждый раз ясно, о какой ринограденции идет речь – о животном или о минерале.

И вот, наконец, возникла связь между экстралингвистической ситуацией и языком, описывающим эту ситуацию. Со всеми обычными «неприятностями» – с омонимией, синонимией и т.д. И даже с именами без денотатов, но с концептами! Да, да, бывает и так! На Земле, скажем, «король финляндский» – это имя, имеющее концепт, т.е. вызывающее в мозгу определенные «ассоциации», но не имеющее и никогда не имевшее денотата.

На языке, созданном космонавтами, могут быть написаны тексты. Пусть их даже пишут алфавитом, специально изобретенным для этой цели. Всякий член экипажа, прошедший через всю работу экспедиции, сможет эти тексты читать. При чтении в мозгу читающего проходят определенные «картины» – цепь внеязыковых «ассоциаций». Реальный мир, для которого был создан этот язык, «дефилирует» через сознание читающего. Причем при чтении одного и того же текста у двух различных космонавтов проходят две в общем-то не тождественные цепи ассоциаций.

Возврат на Землю. Преобразование концептов

Но вот космический корабль вернулся на Землю. Ученые получили в свое распоряжение драгоценнейшие коллекции, однако у земных ученых пока еще нет того экстралингвистического «поля», которое есть в голове у космонавтов. По мере изучения записей, просмотра кинофильмов и знакомства с живыми и мертвыми экспонатами в мозгу ученого возникает экстралингвистическое «поле», при чтении текста через его мозг также «дефилирует» цепь «ассоциаций», но, быть может, несколько иная, чем у космонавтов.

Ученый, правда, не видел, как ринограденции кувыркаются в высоких травах планеты Икс, зато он создал их классификацию и при этом слове у него «перед глазами» возникает «графа» классификационной таблицы. Имя ринограденция обрело другой смысл. Сохранились денотат и имя, но изменился концепт.

Снова Его Величество

Ученый – «самообучающаяся машина», ну, а как научить робота этой «экстралингвистике»? Какие рудименты этих ассоциаций надлежит ввести в его «мозг», чтобы робот мог, скажем, перевести «новый» язык на обычные земные языки...

Мы постарались по возможности просто пояснить читателю эту достаточно сложную проблему – проблему значения, проблему смысла. Мы чуть-чуть отодвинули занавес, приподняли ту его часть, которую умеем приподнимать.

Еще много лет, а может быть, и на протяжении всей истории нашей цивилизации, пока не погаснет Солнце, не остынут Галактики, пока вся наша вселенная не приостановит свой красный разбег и не перейдет к голубому сжатию, пока, наконец, вся материя не соберется вновь в одну гигантскую сверхплотную и сверхгорячую каплю, вне которой не будет пространства, а внутри – времени, пока, наконец, в этой капле не сольется все сущее, Разум будет рассматривать проблему Смысла...

Начало. Споры

Но до голубого сжатия еще далеко, а нынешние земные исследователи лишь приступили к изучению этой проблемы. Спорят кибернетики, логики, лингвисты, философы. Спорят с самими собой и друг с другом, и в спорах есть разные подходы: логико-семантический, языковедческий, психологический. Лет тридцать назад эта проблема носила чисто академический характер. Теперь она стала вполне актуальной – формальная логика и семиотика в арсенале кибернетики приобретают все более мощное прикладное значение: кибернетические переводящие машины должны переводить именно смысл, «выходить» из языка А в какое-то внеязыковое «поле» и «возвращаться» к языку В.

Мнение Лема и наше

Однако понимание смысла имеет градации. Лем считает, что машину надо снабдить «пониманием», близким к человеческому, иначе «по-настоящему эффективных машин-переводчиков не будет вовсе» (гл. IV). Это ошибка, во всяком случае, если речь идет о машинном переводе научно-технических текстов. Уже осуществлен довольно добротный перевод таких текстов на машинах, кои, увы, все еще несравнимы с человеком.

Если же говорить о переводе художественных текстов, переводе, в котором слит артистизм и пластичность человеческого разума, то Лем прав: «Мы просто не знаем, в какой мере можно “недодать личность” машине, которая призвана хорошо переводить. Мы не знаем, можно ли “понимать”, не обладая и “личностью”, хотя бы в зачатке» (гл. IV).

Впрочем, и здесь есть оборотная сторона медали. Если уж удастся снабдить машину «личностью»; то, безусловно, удастся сделать эту личность сколь угодно богатой. Например, придать машине-живописцу напряженный универсализм Пабло Пикассо. Правда, это сделает особенно трудной задачу человека-критика... Живопись, как язык, обладает своим экстралингвистическим полем, своими «ассоциациями» с реальностью. Однако уже сегодня такие «ассоциации» иногда тождественны работе нынешних вычислительных машин-роботов с заложенной программой.[169]

О формализации. Синтаксис, семантика и прагматика