Сумма стратегии

«Великая депрессия» выступает в роли «джокера», который приводит Вашингтонскую мировую систему к кризису и способствует перерастанию сложной структуры противоречий 1920-х годов в классический «гиперкрест», где сторонами выступают: США и Великобритания, Германия и Россия, и, прежде всего, так называемые «страны-победители» (США, Великобритания, Франция) и «страны-побежденные» – на поле боя, в Версале или в Вашингтоне (Россия, Италия, Германия, Япония). (Рис. 19)

Рис. 19. Социопиктографическая схема 1930-х гг.

Это планетарное противоречие индуктивно порождает «сателлитный» гиперкрест: неоколониализм против колониализма, фашизм против коммунизма, либерализм против тоталитаризма. Значимость противоречия «Лига Наций – Коминтерн», важного в предыдущее десятилетие, невелика: в сущности, ни та ни другая структура в этот исторический период не обладает реальной силой.

Оранжево-черный цвет пиктограммы указывает на военный характер мира, и война уже начинается: в Китае и Испании, в Финляндии и Польше, в Прибалтике и Эфиопии. Политический гиперкрест практически реализуется в виде трех неоимперских проектов: советского, японского и германского. Этот же гиперкрест приводит к инсталляции геополитики как основы системы мировых отношений и активной блоковой деятельности (Англо-Польское соглашение, создание «Оси»-Берлин-Рим-Токио, малая Антанта и т.п.; к этой же институциональной деятельности отнесем Мюнхенское соглашение 1938 года и Пакт Молотова-Риббентропа 1939 года). Анализ кризиса 1929 года и Великой депрессии, деятельность Ф. Рузвельта и А. Гитлера по преодолению этой депрессии приводят к созданию кейнсианской экономики и дает возможность окончательно сформулировать концепцию «общества потребления» – до которого, впрочем, еще довольно далеко. Рефлектируется опыт мировой войны, создается теория глубокой операции, теория блицкрига, теория авианосной войны. Разрабатываются неаналитические формы стратегии. Доктрина Дуэ переходит в область военной практики (Герника, создание в США бомбардировщика В-17).

Рефлексия советского и германского опыта выливается в представление о проектных формах управления.

Культурное содержание эпохи: широкое распространение радио, триумф звукового кино, расцвет кинематографа в США, СССР, Германии. Становится общемировым брендом Голливуд. Возникает мультипликация в современном смысле этого термина.

Рассмотрим довольно необычный пример: пиктограмма германских сухопутных сил накануне битвы на Марне (Рис. 20):

Рис. 20. Социопиктографическая схема германских сухопутных сил накануне битвы на Марне

Цвет, разумеется, черный – это военная (оперативная) пиктограмма. Базовое противоречие, структурирующее всю военную ситуацию, – это противоречие между первоначальным замыслом Шлиффена ^[58]: «только сделайте мне сильным правый фланг!», и склонностью Мольтке-младшего к компромиссам. Проектным решением этого противоречия стала переброска двух корпусов на Восточный фронт и санкционирование наступления германских войск в Лотарингии (последнее также оказалось проектным решением противоречия между интересами Западного и Восточного фронтов).

Эта группа решений привела к возникновению слабости правого крыла германского войска на западе. Естественным ответом на эту слабость стало «скольжение влево» всего германского фронта. И завершающий этап этого скольжения – знаменитый «поворот Клюка^[59] на юго-восток» – привел к кризису на Марне.

Противоречие между Западным и Восточным фронтом было заложено и в плане Шлиффена, и в плане Мольтке – собственно, оно вытекало из географического положения Германии. Но именно изменения, внесенные Мольтке, привели к обострению противоречия между интересами активного (правое крыло) и пассивного участков фронта и сдвигу этого противоречия в пользу левого крыла и центра.

А вот в игнорировании интересов Австро-Венгрии Мольтке и Шлиффен сходились, хотя и при разных мотивациях. Шлиффен считал, что «судьба Австро-Венгрии решится не на Буге, а на Сене», в то время как Мольтке просто устранился от решения проблемы баланса Восточного фронта, передоверив эту задачу Людендорфу, который, как и любой фронтовой командир, считал, что «своя рубашка ближе к телу».

Оба кризиса усугубились крайне неадекватной системой противоречий в германском высшем командовании. Практически между всеми командующими армиями были трения, причем начальник Генерального штаба, фактически исполняющий функции главнокомандующего, не встал в управляющую позицию по отношению к этим противоречиям. На практике это привело к созданию противоречия между стратегическим и оперативным управлением, причем оно сразу же оказалось сдвинуто в сторону оперативных решений: «на месте виднее».

Формально высшая командная дистанция – император Вильгельм Второй – ответственности за происходящее брать на себя не стал, а руководителю разведки (полковнику Николаи) включиться в процесс принятия решений не удалось.