Сумерки зимы

Мужчине, вышедшему на крыльцо, было далеко за шестьдесят. Лысый, как шар для боулинга, невысокий, но мускулистый, под воротом клетчатой рубахи безупречным узлом затянут форменный галстук моряка торгового флота, брюки из синтетики выглажены так, что о стрелки порезаться можно. Он стоял совершенно прямо, и пускай костюм его довершали стариковские жилетка и тапочки, уже одна манера держаться вызывала невольное почтение. Это был крошечный домик на две спальни с террасой на богом забытой улочке в худшем районе города, но его хозяин напомнил Макэвою владельца поместья, радушно распахивающего перед гостями громадные двери родовой усадьбы.

– Джек Рэйкрофт, – представляется он, протягивая Макэвою руку в старческих пятнах, но твердую. С той же учтивостью он пожал руку Хелен Тремберг и сказал, когда гости покончили с представлением: – Гнусная история.

– Точно, – согласился Макэвой.

– В уме не укладывается, отчего именно этот дом. Полно же пустующих вокруг. Зачем сжигать дом, где люди живут? Можно подумать, кому-то поперек горла встало, что он так прилично выглядел.

Все трое посмотрели через узкую улицу. Даже сейчас было понятно, что до недавнего времени за домом ухаживали, что им гордились. Но теперь все в прошлом, строение присоединилось к своим неухоженным собратьям вокруг. Фасад почернел от сажи, фанера, которой заколотили разбитое окно, уже размалевана граффити – похабные рисунки и размашистые надписи, сделанные распылителем.

– Как я понимаю, вы уже говорили с полицией?

– Да-да. Хотя рассказывать особо не о чем. Мой приятель Уоррен загремел в больницу с ангиной. Джойс, его женушка, уехала на это время к дочери. Мы были дома, смотрели что-то историческое по Би-би-си. Услыхали сирены примерно тогда же, как увидели пламя. Хотя тут у нас на сирены – ноль внимания. Воют круглыми сутками. Но эти явно направлялись в нашу сторону. Я подошел к окну и увидел, что из соседского дома валит дым. Но знаете что, меня по первости даже не дым напряг, а открытая настежь дверь. Забавно, как устроены наши мозги, верно? Просто никто здесь не оставляет дверь нараспашку. И уж точно не наши соседи. Живут тут не меньше нашего. Осмотрительность превыше всего.

Тремберг вытащила из кармана плаща несколько листков – распечатка известных фактов. Список которых был удручающе короток.

– Замок был взломан, – сказала она с некоторой торжественностью, будто поздравляя себя с дотошностью. – Работал профессионал.

– Ну еще бы! – хмыкнул Рэйкрофт. – Поди взломай такую. Поставили из соображений безопасности.

Из дома донесся женский голос:

– Снова полиция, Джек?

Рэйкрофт закатил глаза, и полицейские вежливо улыбнулись в ответ.

– Жена. Ее это подкосило.

– Естественно, – понимающе кивнул Макэвой.

– Я бы пригласил вас войти, но не хочу ее расстраивать.

– Ничего страшного.

Макэвой не имел ничего против того, чтобы побеседовать на крыльце. По цветочному орнаменту обоев, видных в приоткрытую дверь, он уже нарисовал себе картину: гостиная с хаотичной экспозицией ископаемых жестянок из-под чая и кружевных салфеток, на стенах фото внучат и чучело утки. Зрелище наверняка печальное. Он восхищался этими людьми, не желавшими сдаваться и покидать насиженное место, пусть здравый смысл и диктовал продать дом и бежать отсюда, но в душе понимал, что борьба их тщетна. Что, когда они умрут, дом тут же отойдет строительной компании, которая нагонит бульдозеры, сровняет тут все с землей да налепит новых домишек – для иммигрантов, надеющихся разжиться статусом политических беженцев.

– Странное дело, не так ли? Оставить фотографии и все такое?

Макэвой снова кивнул, но тут же спохватился, что не имеет понятия, о чем говорит Рэйкрофт.

– Простите, сэр?

– Я же рассказывал парню в форме, который вчера приходил. На лужайке перед домом стояла здоровенная сумка, набитая семейными фото Уоррена и Джойс. Соседи держали их на каминной полке. Уж не знаю, как там было дело – тот сгоревший ворюга сгреб их и потом пошел вздремнуть или как? – но, по крайней мере, для Уоррена это добрые вести: семейный архив уцелел.

Макэвой оглянулся на Тремберг, та шевельнула бровью. Тоже впервые слышит.

– И где сейчас эти фотографии?

– У меня, где ж еще, – ответил Рэйкрофт. – Я их прямо в сумке и перетащил к себе. Отдам дочери друга, когда она заедет посмотреть на пепелище. Не возражаете?

Макэвой повернулся к сгоревшему дому. Интересно, что это значит? Зачем кому-то спасать семейные снимки, а затем поджигать диван и человека на нем? Ему вспомнилось кое-что из услышанного вчера. Дочь хозяев дома не скрывала радости, что теперь-то родители уедут из этого района. Могло беспокойство за безопасность родителей подтолкнуть ее спалить дом или это лишь совпадение?

– Джек, дорогой? Это полиция?

– Сейчас приду, любимая! – крикнул Рэйкрофт через плечо.

– Мы вас надолго не задержим, – сказала Тремберг, перехватывая инициативу.

Макэвой все рассеянно смотрел на пепелище, задумчиво покусывая губу.