Сумерки / Жизнь и смерть: Сумерки. Переосмысление

– Нет, это еще не «легко», – вздохнул он. – Но сегодня днем я не успел… определиться. Прости меня, я вел себя непростительно.

– Вовсе нет. Простительно, – не согласилась я.

– Спасибо, – он улыбнулся. – Видишь ли, – продолжил он, потупившись, – я не был уверен, что мне хватит сил… – он взял мою руку и приложил ее к своему лицу. – А пока оставалась вероятность, что я… потерплю поражение, – он вдохнул запах моего запястья, – я… колебался. До тех пор, пока я не решил, что достаточно силен, нет никакой вероятности, что я… что я когда-нибудь смогу…

Я еще ни разу не видела, чтобы он подбирал слова с таким трудом. Это было совсем… по-человечески.

– Значит, теперь никакой вероятности нет?

– Разум выше материи, – повторил он с улыбкой, сверкнув зубами, несмотря на темноту.

– Ух ты, как просто.

Он запрокинул голову и рассмеялся хоть и тихо, но заливисто.

– Это для тебя просто, – поправил он, коснувшись моего носа пальцем.

И вдруг его лицо стало серьезным.

– Я стараюсь, – шепнул он с болью в голосе. – Если станет… невмоготу, я практически уверен, что сумею уйти.

Я нахмурилась. Разговоры о том, что он уйдет, мне не нравились.

– Завтра будет труднее, – проговорил он. – Весь день я ощущал только твой запах, и моя чувствительность к нему немного притупилась. Если же я какое-то время пробуду вдали от тебя, придется начинать заново. Но по крайней мере, уже не с нуля.

– Тогда не уходи! – с жаром воскликнула я, не сумев скрыть, насколько меня тянет к нему.

– Это меня устраивает, – ответил он, и его лицо расслабилось, на нем засияла мягкая улыбка. – Неси кандалы, я твой пленник.

Но с этими словами он сам обхватил мои запястья, словно надел на меня наручники. И засмеялся тихо и мелодично. Сегодня он смеялся чаще, чем когда-либо за все время нашего знакомства.

– Ты, кажется, настроен… оптимистичнее, чем обычно, – заметила я. – Никогда еще не видела тебя таким.

– А как же иначе? – он улыбался. – Блаженство первой любви и все такое. Удивительно, правда? Одно дело – читать о ней и видеть ее в кино, и совсем другое – испытать самому.

– Да, это разные вещи, – признала я. – На самом деле все гораздо сильнее и ярче, чем мне представлялось.

– К примеру, – теперь слова сыпались так быстро, что я едва успевала улавливать весь смысл, – такое чувство, как ревность. Я сотни тысяч раз читал о ней, видел, как актеры изображают ее в тысячах фильмов и пьес. И считал, что довольно хорошо понимаю это чувство. А оно стало для меня потрясением… – он поморщился. – Помнишь день, когда Майк пригласил тебя на бал?

Я кивнула, хотя этот день запомнился мне по другим причинам.

– В тот день ты снова начал разговаривать со мной.

– Меня удивила собственная вспышка возмущения, почти ярости, я поначалу даже не понял, что она означает. Гораздо сильнее, чем обычно, меня злило, что я не могу узнать, о чем ты думаешь, почему ты его отвергла. Неужели просто из-за подруги? Или у тебя кто-то есть? Я понимал, что в любом случае не имею права знать об этом. И старался не знать. Постепенно кое-что начало проясняться, – он усмехнулся.

Я нахмурилась.

– С ничем не оправданной тревогой я ждал, когда услышу, что ты им скажешь, с каким выражением лица произнесешь эти слова. Не стану отрицать: заметив на твоем лице досаду, я испытал облегчение. Но по-прежнему ни в чем не был уверен.

Той ночью я пришел сюда впервые. Смотрел на тебя спящую и мучался, не зная, как преодолеть пропасть между правильным, нравственным и этичным, и тем, чего мне хотелось на самом деле. Я понял: если я и дальше буду игнорировать тебя, как следовало поступить, или если исчезну на несколько лет, а ты тем временем уедешь отсюда, то когда-нибудь ты скажешь «да» Майку или кому-нибудь вроде него. Это меня бесило.

– А потом, – продолжал шептать он, – ты вдруг произнесла во сне мое имя. Так отчетливо, что сначала я подумал, что ты проснулась. Но ты беспокойно заворочалась, еще раз пробормотала мое имя и вздохнула. Чувство, которое тогда пронзило меня, пугало и ошеломляло. И я понял, что игнорировать тебя больше не могу, – он помолчал, наверное, прислушиваясь к стуку моего сердца, который внезапно стал сбивчивым.

– Но ревность… странная штука. Она гораздо сильнее, чем мне казалось. И она иррациональна! Даже сейчас, когда Чарли спрашивал тебя об этом гнусном Майке Ньютоне… – он гневно покачал головой.

– Так я и знала, что ты подслушивал, – простонала я.

– Само собой.

– Ты правда ревновал из-за такой чепухи?

– Для меня все это в новинку, ты воскрешаешь во мне человека, и все чувства особенно остры потому, что свежи.

– Неужели это тебя волнует? – поддразнила я. – После того, как я услышала, что Розали – сама Розали, воплощенная красота! – предназначалась для тебя? Есть у нее Эмметт или нет, неважно: мне ли с ней соперничать?

– Никакого соперничества тут нет, – его зубы блеснули. Он завел мои руки к себе за спину и прижал меня к груди. Я сидела тихо, как только могла, боялась даже дышать.

– Знаю, что нет, – пробормотала я, уткнувшись в его холодную кожу. – В том-то и дело.