Сумерки в раю

— Ладно, но вот кончится у тебя виза, и все. Ваш роман с доктором закончится? Ведь вся твоя жизнь, все друзья, родные, знакомые, коллеги — все они там, в Москве. Неужели же это больше для тебя ничего не значит? Хотя, Алена, не слушай меня. Я тебе просто завидую. Я, наверное, всю свою жизнь жду чего-нибудь подобного, вот такого красивого романа, пусть он и продлился бы всего лишь пару недель или даже дней. Чтобы было потом что вспомнить, чтобы понять, что жизнь может быть прекрасна.

— Не знаю. Возможно, это даже тяжелее. Иметь все, и все потерять. Может быть, спокойная, размеренная жизнь, лишенная и очень хорошего, и очень плохого, пусть неяркая, пусть даже серая, лучше, чем это? Не знаю. Но сейчас я просто не в состоянии думать ни о чем другом, ни о ком другом, кроме Антона. Словно других мужчин вовсе не было в моей жизни.

— Ты была так влюблена в Алексея, я же помню. Мы с тобой потом мало общались, но начало ваших отношений я хорошо помню. Это был взрыв! Или мне это только казалось? Ты можешь сравнить те твои чувства с теперешними?

— Нет. Не могу. Мне никогда не было с Лешей спокойно, я никогда не была в нем уверена, не могла на него положиться, а сейчас я чувствую, этот мужчина — мой.

— Ну ладно... Кстати, Богородский велел переписать заново твой репортаж, он это Семену передал по телефону. Семен просто в шоке, ничего не понимает. Знаешь, мне кажется, он тебе жизни нормальной не даст, он очень, как я слышала, мстительный. Вот своей бывшей жене, знаешь ее? Жанна, модель. Тупая, как курица, но ума у нее хватило с ним не спорить, когда он ее выгнал, и не требовать лишнего. Смирилась. И за свое смирение была очень даже неплохо вознаграждена. А вот тебе другая история. Была у него в любовницах одна наша знакомая ведущая с музыкального канала, ты ее знаешь, Таточка Спесивцева. Так вот он ее продвигал вовсю, квартиру ей купил, по всему миру катал. Но Таточка девочка ветреная. Увлеклась каким-то мачо и изменила господину Богородскому. А он про это узнал. И где теперь Таточка? Квартира-то у нее осталась, обратно не отобрал, не стал мелочиться, а вот карьере ее наступил полный и окончательный триндец.

— Да? Я ее давно нигде не встречала, — нахмурила лоб Алена. — А где она? Что с ней?

— Ужас! Никто не хочет связываться с Богородским, и девочку нигде на работу не берут. Журналистика для нее теперь — запретная зона. Везде. Ну разве что напечатают рецензию на какой-нибудь альбом типа «калинка-малинка» в многотиражке «Округа» или «Даниловский вестник». И все. А ведь так хорошо начинала! И черт дернул польститься на этого мерзавца.

— А что же ты согласилась с ним работать?

— А мне-то что? Я, душа моя, не в его вкусе, да и старовата. Раз интереса он ко мне не испытывает, значит, я в полной безопасности. Даже обидно! — Вера сморщила носик и тут же рассмеялась: — Ладно. Я пойду. Меня к тебе этот мерзкий Федька привез. Хотела вещи захватить, чтобы не утруждать твоего Антона, но подумала, пусть лучше это он сделает. Извини, но мне лишние напряги не нужны. Я сказала, что поеду переговорить с тобой. Ну, может, ты одумаешься и все такое. Но кое-что захватила. Не знаю, то ли. Вот, возьми. — И Вера протянула Алене пакет, который та сначала даже не заметила. — Тут то, что тебе пригодится на первое время. Не ходить же в одних джинсах. Да и жарковато.

— Спасибо. О! У тебя мобильный звонит!

Вера выслушала то, что ей говорили, сказав в ответ только: «Да, конечно, в шесть часов. Я поняла».

— Кто это?

— Звонил твой Антон. Сказал, что заедет за вещами. Так что жди его после семи. Не раньше.

— Вот и хорошо! — беззаботно бросила Алена. — Как раз успею что-нибудь приготовить.

Вера вытаращила на нее глаза. Такого за Аленой, насколько она знала, не водилось. Она, конечно, умела готовить, но делала это редко и крайне неохотно, предпочитая есть в ресторанах.