Сумерки в раю

Алена что-то машинально отвечала на вопросы Богородского, рассматривая Евгению. Ее бледненькая златокудрая девочка с точеными, почти ангельскими чертами рано повзрослевшего личика выглядела рядом с матерью, будто та была ей просто нянькой и причем не самой высокооплачиваемой. Но чему тут удивляться? Тусклые волосы, неухоженные руки с остриженными под корень ногтями и узловатыми по-старушечьи пальцами с единственным тоненьким обручальным кольцом, какие-то странного вида юбка и застиранная блузка, потертые мокасины и совсем уж неожиданные в такую жару плотные колготки невообразимого цвета. Несчастная женщина, озабоченная лишь одной ужасной проблемой — стремительно ухудшающимся здоровьем дочери, совсем махнула на себя рукой, и это было понятно. Интересно, у нее есть муж? Или кольцо она носит просто так. А если есть, то почему он не поехал проводить жену и дочку? Впрочем, Алена неплохо знала жизнь и совсем не удивилась, если бы неведомый папаша, не выдержав такой ответственности, как больной ребенок, сделал ноги. У Алены сжалось сердце. А вдруг все пойдет не так? Вдруг все напрасно? И никакие деньги богатого спонсора, никакое искусство знаменитого хирурга не спасут жизнь этой маленькой заколдованной принцессы? Но она отогнала дурные мысли. И только на подходе к самолету заметила, как на нее смотрит Богородский. Он улыбался, чуть прищурив серые стальные глаза, и от этой улыбки, и этого взгляда Алене стало не по себе, так что она машинально застегнула крошечную жемчужную пуговичку на атласной шелковой блузке «Givenchy».

В самолете их места оказались рядом, как она и предполагала, хотя и не совсем понимала, почему так ясно увидела эту картину еще до того, как они с Майей вышли из дому ранним прозрачно-сиреневым утром в редкую в городе тишину двора.

Алена, раскрыв на коленях папку со сценарием, довольно демонстративно углубилась в чтение. И кто только это написал? Основная линия настолько ясна и до такой степени мало отношения имела к личности хирурга, что ее удивлению не было предела. Все выглядело как рекламный ролик дорогостоящего госпиталя. Алена подняла глаза и взглянула на Богородского. Он по-прежнему загадочно улыбался. Только на этот раз в одной руке держал пузатый бокал с маслянистым на вид и весьма ароматным коньяком, а другую небрежно положил ей на колено, обтянутое простыми темно-синими джинсами. Все это он проделал так естественно, что Алена даже не посмела возмутиться, да и глупо было бы. Она закрыла папку и откинулась на кресле, закрыв глаза. Подошла стюардесса, и Богородский убрал руку. Девушка предлагала коктейли, шампанское, виски, коньяк, но Алена отказалась, чего раньше никогда бы в полете не сделала. Почему-то на нее вдруг снизошло странное спокойствие и... покорность событиям, которые в последнее время стали настолько стремительны, что она за ними не поспевала. Сейчас ей хотелось одного — чтобы все оставили ее в покое, наедине со своими, такими противоречивыми мыслями.