Читаем Сумерки в полдень полностью

Подлинный, „внутренний“ человек был единственным предметом философствования Сократа, поскольку счастье зависит исключительно и единственно от благополучия души. Все вопросы натурфилософии (точнее — космологии) отступили на второй план: как сказал Цицерон, Сократ был первым, кто свел философию с неба на землю. Зато теории познания уделяется самое пристальное внимание, поскольку задача человека в том, чтобы УЗНАТЬ, что хорошо для души и что приносит ей вред. Все беды, все грехи — только от незнания; вся добродетель — только в знании добра, потому что никто не предпочтет заведомого несчастья заведомому благополучью. Этот оптимистический тезис основан на вере как в объективность („божественность“) добра, так и в силы человека („божественность души“). Сократ выступает основателем универсальной этики, пригодной не для афинян или спартанцев, не для греков или варваров, рабов или свободных, но для человека как такового, и постигаемой не благодаря принадлежности к полисному коллективу, не через социальное окружение, но сугубо индивидуальным усилием, через „заботы о душе“, через „стремление сделать душу как можно лучше“. В этом отличие Сократа от современных ему оптимистов — с одной стороны, от Софокла с его нерассуждающим восхищением мощью человеческой мысли, с другой стороны — от софистов, смело вызывавшихся научить добродетели, но самое добродетель толковавших как некий навык, „искусство“, которое для одних оборачивается благом, для других — злом.

Таково ядро учения Сократа; им определена вся его деятельность, все его взгляды и убеждения. Один из его друзей обратился к дельфийскому оракулу с вопросом, есть ли на свете человек мудрее Сократа, и пифия изрекла; „Нет“. Ответ бога поверг Сократа в смущение, но, отнюдь не считая себя мудрейшим из людей, он принялся проверять божественное речение, обращаясь к одному апробированному мудрецу за другим, и оказалось, что никто из них настоящим (то есть необходимым для души) знанием не обладает. И Сократ заключил: „В сущности... бог желает сказать, что человеческая мудрость стоит немного или даже вовсе ничего... как если бы он сказал: „Из вас, люди, мудрее всего тот, кто, подобно Сократу, знает, что ничего, по правде, не стоит его мудрость“ (Платон „Апология Сократа“). В этом первая половина сократовской педагогики: разрушить привычный, освященный веками стереотип мышления, внушить человеку недовольство собою, своим невежеством, и желание познать самого себя, иначе говоря — собственную душу. (Вторая половина, конкретное содержание „знания“, строго рассуждая, неизвестно, но достаточно обоснованным кажется предположение, что это была теория вечных, умопостигаемых сущностей, по-гречески ideai, „видов“, примерно в той форме, в какой она изложена у Платона в диалоге „Федон“.) Смысл дельфийского прорицания Сократ усматривал в том, чтобы тревожить душу каждого — не всех разом, но каждого в отдельности, — и отказаться от своей миссии не согласился даже под угрозою смерти.

„Я вам предан, афиняне, — говорит он в платоновской „Апологии“, — я люблю вас, но слушаться буду скорее бога, чем вас, и пока я дышу, пока есть во мне силы, я не перестану философствовать, уговаривать и убеждать всякого из вас, кого только встречу, говоря то самое, что обыкновенно говорю: „Ты лучший из людей, раз ты афинянин, гражданин величайшего города, больше всех прославленного мудростью и могуществом, так не стыдно ли тебе заботиться о деньгах, чтобы их у тебя было как можно больше, о славе и о почестях, а о разумности, об истине и о душе своей не заботиться и не помышлять, чтобы она была как можно лучше?“ И если кто из вас станет спорить и утверждать, что он заботится, то я не отстану и не уйду от него тотчас же, но буду его расспрашивать, испытывать, уличать, и если мне покажется, что в нем нет доблести, а он только говорит, что она есть, я буду попрекать его за то, что он самое дорогое ни во что не ставит, а плохое ценит дороже всего. Так я буду поступать со всяким, кого только встречу, с молодым и старым, с чужеземцами и с вами — с вами особенно, жители Афин, потому что вы мне ближе по крови“.

Душа дороже жизни, и если предстоит выбор: осквернить душу отказом от добра, поступить вопреки своему знанию добра или умереть — человек, не колеблясь, должен выбрать смерть. Так в точности и поступает Сократ.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология