Сумерки памяти

И вот однажды этот молодой вельможа изгнал из города прежнего государя и сел на трон, а старого монаха назначил своим главным советником. Новый правитель оказался жестоким и жадным — он увеличивал налоги и вводил разнообразные подати, приумножая свое богатство, не заботился об обороне и закрывал глаза на то, что кочевники вновь стали совершать набеги. В народе начали процветать разнообразные болезни и разбой.

Люди недоумевали — они так верили мудрому монаху, а он их обманул. Однако поговорить с ним и что-либо ему объяснить они не могли, так как мудрец все свое время проводил во дворце и давал советы новому повелителю.

Но как-то раз монах сам пришел к людям и сказал:

— Кто хочет увидеть, что значит жить в мире, благоденствии и защищенности, не ведая при этом страха, может пойти со мной.

С этими словами он вышел за городские ворота, а вереница из сотен людей последовала за ним. Через некоторое время дорога привела их к высоким укрепленным стенам соседнего города, правителем которого оказался их бывший изгнанный государь. Убежав от власти своего вероломного брата, он нашел здесь приют и стал править так, как научил его когда-то заезжий мудрец. За несколько лет город стал процветать.

Монах водил людей по улицам, и они видели, как хорошо живется их соседям. Спустя некоторое время они обратились к монаху со словами:

— Вот, где люди живут в мире, благоденствии и защищенности! Мы пробыли здесь совсем недолго, но в этих стенах мы не ведаем страха! Значит, можно было так жить и при нашем правителе! Они рассердились и готовы были проклинать небеса. А монах молча покинул город и ушел по пыльной дороге, ведущей за горизонт.

— Что скажешь? — он поставил книгу на прежнее место.

— Глупая притча, — сказала я, не скрывая свое недовольство. — В чем ее мораль? В том, что гадкий монах испортил им жизнь?

Он рассмеялся:

— Не сердись. Она глупа только на первый взгляд. Да и к тому же у притчи не может быть морали — в ней нужно искать смысл.

— И какой же в ней смысл? «Что имеем, не храним…»? И какое, собственно, отношение это имеет ко мне?

Он снова сел и закурил сигарету:

— Первый мудрец был мудр всего лишь отчасти, как, впрочем, и второй. Они оба сделали только полдела. Так что, по сути, это рассказ о глупости двух направлений мышления. Первый умник сделал все для процветания города, и в итоге добился того, что, приумножив свои богатства, люди стали еще больше бояться их потерять. Второй решил объяснить им, что не испытывать страх можно только тогда, когда ничего не имеешь. Это видно из того отрывка, в котором у людей появляется чувство надежной защищенности только в чужом городе, в котором им ничего не принадлежит…

— Как и мне в твоем доме. Ты к этому клонишь?

Он невесело ухмыльнулся:

— Это, как и в притче — верно только наполовину. Вся соль в том, чтобы не уйти, как неудачливый монах за горизонт, а объединить обе мудрости.

— И как это сделать? Если бы я переехала к тебе, то стала бы жить в вечном кошмаре от перспективы потерять тебя. А так, я как и эти люди не имею надежных стен, всего боюсь и утешаюсь только нашими встречами?

Он задумчиво смотрел на меня, а я продолжала рассуждать:

— Но ты не уйдешь, как эти горе-мудрецы, по пыльной дороге. В конце концов, ты найдешь для меня выход из создавшегося положения. Ведь так?

Он улыбнулся и подошел к окну:

— Да. Однажды.

* 2 *

Сегодня я снова решила заглянуть к нему на пару часов, поскольку вчера осталась недовольна нашей беседой, и мне хотелось прояснить что-то недоговоренное.

Почему всегда в конце наших встреч он выстраивает между нами великую стену изо льда и камня? Почему мы не можем просто быть вместе? Здесь таилась какая-то загадка, ребус, который надо было решить во что бы то ни стало.

Он жил в старинном девятиэтажном доме, слегка потерявшем былую красоту, но трепетно хранившем в себе память о многих тревожных временах и знаменитых датах. Я подошла к знакомому подъезду, утопающему в желто-зеленых кронах акаций, в тени которых возле витой чугунной ограды стоял автомобиль цвета мокрого асфальта [4]. «Значит, он уже дома» — подумала я и потянула сверкающую полированной латунью ручку двери.

На последний этаж нужно было подниматься на лифте, подвешенном между пролетами за загородками из плетеной стальной паутины. Лифт двигался торжественно и шумно, неся ввысь свою кабину красного дерева, как будто он стремился подняться на небеса.

Выйдя на лестничную клетку, я оказалась перед знакомой дверью с витым медным номером «27» [5]и старинным поворачивающимся звонком. Спустя минуту после мелодичной трели он отворил дверь:

— Я думал, ты сегодня не придешь, — его голос звучал немного взволновано.

— Переживал?

— Да.

— А я пришла. Ты же знаешь, без тебя все лишается смысла.

— Пойдем на балкон, — сказал он, пропуская меня в прихожую. — Сегодня очень теплый вечер. Можно посидеть в твоих любимых креслах.

Мы прошли сквозь гостиную, и я обратила внимание на пепельницу в форме венка из листьев аканта [6], которая была полна. «Значит, он действительно начал волноваться, что я не приду», — подумала я. Это было приятно.