Возле памятника Ленину, стоящему в центре площади, остановился роскошный лимузин. Из него вышел нарядный батюшка в богатой ризе. Он поклонился памятнику и перекрестил вождя мирового пролетариата.
— Видали? — заметив, довольно спросил инструктор, будто бы сам лично примирил атеиста Ленина с православной церковью. — Тут общество полной гармонии, сплошное согласие и примирение! Красных с белыми, православных с атеистами, патриотов-славянофилов с либералами-западниками. А как иначе? В потенциариуме миллионы разных вариантов развития событий, истории, так что им между собой надо как-то уживаться…
— У нас в обществе тоже полная гармония, — хмыкнул молчавший до сих пор Кудрявцев. — Я живу на улице Советской, напротив моего дома стрип-клуб. Гармоничней некуда — стриптиз на Советской…
— А почему я не вижу нацистов? — вдруг спросил Холодов. — Чересчур прозрачные?
Юшечкин выпучил глаза:
— Каких нацистов?!
— Ну, обыкновенных… Фашистов. Немецких.
— А с чего им тут быть?!
— Ну, есть же вероятность, совершенно мизерная, что нацистская Германия победила Советский Союз…
Инструктор вздохнул:
— Боже мой, ребята! Слушали вы меня, слушали, да, видимо, не тем местом!.. Здесь же вам не альтернативная история! И не сплетение альтернативных веток! Тут — потенциариум, возможные варианты будущего, собранные в одном месте. Нацистов-фашистов мы уже победили в сорок пятом, это событие актуализировалось, то есть превратилось из возможности в действительность. Значит, никакой альтернативы больше нет и быть не может. Фашистов ему не хватает, умник!
— Ну-ну, завёлся! — осёк не в меру бойкого и фамильярного собеседника Холодов. — Я ведь тут первый раз, спросить уж нельзя…
— Хотя, теоретически фашисты появиться могут, — пошёл навстречу собеседнику инструктор, остывая. — Вероятность возрождения рейха есть, и, может даже допустимо, что он при этом снова на нас полезет. Всё допустимо, но настолько маловероятно, что даже мощи поссибилизатора не хватит, чтобы разглядеть.
— Слушайте, что мы стоит на одном месте? — проворчал Кудрявцев, устав слушать учёных собеседников. — Ты обещал нас к потенциариуму адаптировать, — обратился он к инструктору, — вот и адаптируй! А вместо этого ты держишь нас на тротуаре и лекции читаешь… Так мы всё на свете упустим!
— Ах да! — спохватился Юшечкин. — Пойдёмте, пройдёмся немного. По будущему проспекту.
— Здесь опасно? — осторожно осведомился Виктор. — В этом времени?
Он, привыкший к почти безопасным погружениям в мемориум, совсем забыл, что здесь, в потенциариуме, путешественники находятся в своих родных физических телах.
— По крайней мере в этом периоде не опасно. Я тут бывал не раз, — успокоил его Юшечкин. — А маловероятностных аборигенов вообще бояться не стоит. Видел же, как они сквозь нас шлындают? Мы для них призраки, как и они для нас.
— А в далёком будущем опасно? — не обращая внимания на презрительное фырканье Кудрявцева, продолжал интересоваться Холодов.
— Там ещё безопаснее, — беззаботно ответил инструктор. — Чем дальше отсюда, тем прозрачнее и прозрачнее. И это неудивительно: чем дальше будущее, тем оно неопределённее. Какая может исходить опасность от неопределённости?
Пока они шли не понять куда по центру города, Виктору представилась грандиозная модель времени в виде песочных часов, где верхний конус — будущее, и время сыплется через узкое горлышко настоящего. Последнее пропускает не всё, из множества равноценных вариантов даёт выбрать лишь один, что очень обидно. Зато, пройдя узкое настоящее, время-песок снова рассыпается конусом линий и альтерн мемориума.
В самом деле, в будущем столько возможностей, но реализуется из множества вариантов только один. Обидно! Хотя есть теории о существовании нескольких настоящих, но это неакадемические исследования, к которым серьёзно никто не относится.
По дороге Холодов развлекался тем, что отключал и включал поссибилизатор. При выключенном приборе прохожие становились нечёткими, размазанными по пространству, словно огромные элементарные частицы. В конце концов Виктор докрутился до того, что вдоль проспекта появились нацистские флаги, а в отдалении мелькнул патруль в хорошо знакомой по военным фильмам вражеской форме. От неожиданности меморист даже присел, и у него возникло дикое желание дать стрекача, чтобы с него не потребовали аусвайс.
— Слушай, инспектор или инструктор, ты же говорил, что нацистов тут нет и быть не может… — процедил Виктор, обращаясь к беззаботно вышагивающему очкарику.
— Я ведь тебе объяснил причину. — Тот с недоумением уставился на мемориста.
— А как тебе вот это? — Виктор снял с себя кулон, зажмурившись от хаотичного мелькания возможного и вероятного. — Примерь-ка!
Юшечкин пожал плечами и нацепил поссибилизатор Виктора. Некоторое время он вдумчиво вертел головой, а потом его лицо прояснилось.
— Слушай, что ты прицепился к этим несчастным нацистам?! Если бы ты хорошо присмотрелся, то увидел бы не менее интересные вещи.
Он перевесил кулон на Викторову шею, отрегулировал свой и указал в направлении площади, откуда путешественники только что пришли.