Сумерки грядущего

Учительница ожидала от мужа какой угодно реакции: изумления, недоумения, даже неверия, но он просто сидел и слушал, в особо драматических моментах рассказа чуть приподнимая бровь. Когда Нина Ильинична полностью выложилась, он неожиданно привстал, порываясь уйти:

— Мне на работу надо! Обед давно кончился.

— А как же я, Петя? — прошептала опустошённая супруга.

Он пожал плечами.

— Мне выговор объявят…

На соседней лавочке любопытная бабка внимательно прислушивалась к их разговору и даже что-то чиркала в блокноте. Когда Петя встал, она тоже сорвалась с места и направилась, оглядываясь и подхихикивая, по направлению к зданию КГБ.

— Подожди! Сейчас ведь не сажают за прогулы! — вырвалось у Нины Ильиничны.

— Могут принудительно в психушку затолкать, — возразил Петя. — Про карательную психиатрию слышала?

— Ты не можешь меня оставить одну в реале!! — закричала учительница с такой силой, что возле них начала собираться толпа.

Раздалась трель милицейского свистка. Молоденький лейтенант с нежным румянцем на щеках растолкал любопытных и очутился возле скандальной пары.

— В чём дело, граждане? Нарушаем общественный порядок? Попрошу ваши документики!

Петенька послушно сунут руку под робу и выудил заводской пропуск. Нина Ильинична спохватилась, что у неё нет ни сумочки, где могли бы быть смоделированы «документики», ни карманов.

— Вы в каком цехе работаете? — спросил милиционер Петю, внимательно изучая пропуск.

— В сорок третьем, — ответил Петенька и уточнил:

— Там, где военные самолёты в гражданские переделывают. У нас ведь нет гражданской авиации, только военная…

— А ваши документы, гражданка? — напомнил милиционер, возвращая пропуск Пете.

— Я не взяла с собой, — залепетала растерявшаяся Нина Ильинична. — Я в школе работаю… Русский язык и литература…

— Почему не на работе? — потребовал ответа милиционер.

Странно, что он об этом же не спрашивал Петеньку. Тот ведь тоже не на работе!

— Мы металлолом с учениками собирали на субботнике, — брякнула несчастная учительница первое, что пришло в голову. — А теперь я иду сдавать нормы ГТО по стрельбе.

Она украдкой поглядела на часы. Через пять минут начнётся выгрузка в реал! Вместе с мужем.

— Пройдёмте со мной, гражданка! — козырнул лейтенант.

— Это моя невеста! — наконец спохватился Петенька. — За что её? Она ни в чём не виновата!

— Разберёмся в отделении! — сухо ответил милиционер. — Она проходит по ориентировке…

Две минуты осталось!

— Петя! — выкрикнула Нина Ильинична и, смело оттолкнув лейтенанта, бросилась к супругу. — Сейчас мы с тобой переместимся в другой мир! Ничего не бойся! Закрой глаза и глубоко вдохни.

Удержавший равновесие лейтенант поправил фуражку и расстегнул кобуру. Оттуда вывалился бутерброд с дефицитной колбасой, но он этого не заметил.

— Гражданка! — закричал он строго, прицеливаясь несуществующим пистолетом. — За сопротивление органам при исполнении…

Воздух вокруг Нины Ильиничны задрожал и начал переливаться всеми цветами радуги. В голове раздался голос мемоператора:

— Приготовиться к выгрузке!

Милиционер, вынув наручники, подскочил к учительнице, но поймал лишь дрожащий воздух. Толпа ахнула, потому что вслед за странной девушкой испарился и юноша в мятой робе.

4

Вернувшись в реал, пожилая учительница долго не могла прийти в себя. Всё-таки возраст уже не тот: погружение в мемориум — слишком сильное потрясение для изношенного организма. Да и переживаний при встрече с Петей было предостаточно. Сначала он не верил, что это реальная Нина Ильинична явилась к нему из будущего, ведь там, в далёких меморных семидесятых существовала её копия, молодая и полная сил, двойник. Потом он сомневался, что Союз распался, вернулся капитализм, и теперь каждый может совершенно безнаказанно заниматься бизнесом или спекуляцией и зарабатывать деньги, с которыми у их молодой семьи в те годы было негусто. Затем он не верил, что любого человека можно оживить, если есть на то деньги (Нина Ильинична не стала расстраивать усопшего супруга и не рассказала ему о проданной даче).

Отлёживалась в мемкапсуле она долго, быть может час или два, пока её не потревожил всё тот же болтливый менеджер.

— Как самочувствие, Нина Ильинична? — с дежурной улыбкой осведомился он и, не дожидаясь ответа, протянул ей руку. — Пойдёмте скорее, ваш супруг ждёт вас. Где, говорит, моя любимая Ниночка!

Оцепенение как рукой сняло. Учительница, опираясь на руку юноши, выкарабкалась из мемкапсулы. Менеджер бережно взял её под руку и вывел в коридор.

— Всё в порядке, ремортация прошла успешно! — радовался менеджер. — «Он воззвал громким голосом: Лазарь! Иди вон. И вышел умерший, обвитый по рукам и ногам погребальными пеленами…»

Вдруг из-за одной из дверей, выходящих в коридор, раздался нечеловеческий вопль, прервав библейские словоизлияния бойкого юноши. Незнакомый хриплый мужской голос поносил всех, кто вытащил его из мемориума, и Нина Ильинична напряглась. Она покрепче вцепилась в руку услужливого менеджера.

— Кто это? — прошептала она, чуя неладное.

Юноша успокаивающе похлопал её по плечу.